Он ударил меня. Мэтт ударил меня.
Я бы меньше удивилась, если бы он поднял рубашку и показал мне третий сосок.
Я подтянулась, держась за столешницу, и нетвердо встала на ослабевших ногах, когда перед глазами у меня немного прояснилось. Мэтт стоял напротив, неподвижно и тихо, и смотрел на меня как на незнакомку. На меня.
Он указал на перевернутый стул, который все еще качался на месте, немного постукивая о пол.
— Сядь обратно. Заткнись. Если ты опять заговоришь, я снова тебя ударю.
Это была чистая пытка, держать рот на замке. Что он себе думал? Моя скула пульсировала. У меня будет синяк. Как он собирался объяснить полиции это?
Я подняла стул. Вяло уселась на него, сжала стойку вспотевшими ладонями и поклялась себе молчать. В моей голове проигрывались картинки с Кэт Уинторп. Как она смеялась над моим арестом. Как кормила Уильяма углеводами и сахаром в сексуальном белье и снова влюбляла его в себя. Я должна была победить в этой игре. Я.
Мэтт продолжил так, словно все было в порядке, словно он только что не применил ко мне насилие.
— Ты не будешь оспаривать развод и отдашь мне все имущество, нажитое в браке, включая мою компанию. — Он посмотрел на меня, убеждаясь, что я слушала его смехотворный монолог.
Может, он и говорил это в тот момент, но он не мог иметь этого в виду. Мэтт всегда был моей скалой. Единственным, кто любил меня, несмотря на недостатки. Единственным, кто смотрел на меня так, будто я чего-то стою. Единственным, кто обеспечивал меня с момента, когда я потеряла своего отца. Эта эмоциональная стабильность была единственной постоянной в моей жизни в последние два десятилетия. Она была основанием, на которое я полагалась, когда изменяла ему. Его любовь ко мне… она никуда не делась бы. Она не могла никуда деться. Его уход от меня никогда не был частью этого плана.
— Я буду два года выплачивать тебе алименты по тысяче долларов в месяц. Это все, что ты получишь. Ни одного доллара из премии от Неда Плимута. Ни одного доллара из наших акций, сбережений или вклада в этот дом.
Я никогда бы на это не согласилась. Он был сумасшедшим, если думал, что такое возможно.
— Ты подпишешь мировое соглашение и оставишь меня в покое, потому что если ты этого не сделаешь, если ты когда-либо приблизишься ко мне — я расскажу им о твоем отце. Я расскажу им историю, которую ты написала в своем завещании. И они в нее поверят, особенно если на моей стороне будет Кэт, рассказывающая все о ликере, который ты ей дала, и о деталях моего падения. Они поверят твоему признанию и откопают его тело, а ты сядешь в тюрьму.
Я убью Кэт. Я не знала, как или когда, но была намерена это сделать. Я бы перерезала ей тормоза или столкнула бы с горы. Или напоила бы ее и утопила в ее абсурдно огромном бассейне.
Я рискнула взглянуть Мэтту в лицо и вздохнула, увидев исходящие от него презрение и ненависть. Но где-то глубоко внутри все еще была любовь. Должна была быть. Я встала и бросилась наверх, потому что мне нужно было укрыться от этого взгляда, прежде чем он сломал бы меня пополам.
Глава 49
Кэт
Я стояла на площадке на нашей крыше и сжимала тонкие перекладины лестницы. Построенная на дальнем конце крыши, она позволяла подняться на возвышение и оглядеть вид почти на 360 градусов. На моей шее висел бинокль на толстом ремешке.
Поднявшись на вершину, я осторожно спустилась по противоположному склону и устроилась в одном из мест, где крыша меняла направление. Найдя удобное положение на черепице, я принялась наблюдать за передним двором дома Нины и Мэтта.
Я пропустила ее появление, потому что такси приехало и уехало, когда я спорила с Уильямом. Я снова спросила его, почему он это сделал, и получила гору объяснений, которые сводились к одному: потому что он мог. Она заигрывала, он был слишком слаб, чтобы устоять и не потешить свое эго.
Я ожидала, что это столкновение развернется так же, как в случае с непримечательной секретаршей. Что я кричала бы из-за Нины, а он бы фыркал и высмеивал меня. Я была почти готова к этому, но Уильям стал абсолютно другим, смотрел на меня чуть ли не с бешеной преданностью, противоречившей факту, что он поимел ее в конференц-зале нашей компании.
Уильям извинялся снова и снова, и мне надоело это выслушивать. Я не хотела его извинений. Я хотела, чтобы он ее ненавидел, чтобы его тошнило от звука ее имени, чтобы он постоянно ассоциировал свою измену с болью, проблемами и ужасом. Я хотела, чтобы он привязал себя к нам и поклялся никогда больше даже не смотреть на других женщин.
Я проигнорировала его извинения и сказала ему, что мне нужно побыть одной. После двух часов в баре с Мэттом я полежала в ванной, потом спокойно поужинала в библиотеке, а теперь вышла подышать свежим воздухом на крыше.
Мне нужно было время подумать, и я хотела провести эти последние моменты в одиночестве.
Я вспомнила заявление Мэтта, что он собирался выгнать Нину, и задумалась, сделает ли он это. Мне пришлось сказать ему, что я ухожу от Уильяма, пришлось проложить ложный путь, по которому он последовал бы. Я знала, что его нужно подтолкнуть. Я никогда не видела мужа с такой преданностью и слепым принятием. Я не могла позволить, чтобы у Нины и Уильяма случилась интрижка, а потом ее простили и любили, будто ничего не случилось.
Мэтт доказал это в нашем разговоре в White Horse. В прошлый раз я даже ничего ей не предъявил. Я узнал и так ничего и не сделал. Подтверждение того, что я уже знала, согрело меня, а текила окрасила мои действия в розовые оттенки.
Он простил бы измену, но убийство? Мог бы хоть один партнер простить это? Мог бы хоть один муж любить свою жену, если бы узнал, что она желала ему смерти?
Нет.
Нет.
Нет.
Именно поэтому мне нужно было это сделать. Мне нужно было показать ему, насколько ужасной была его жизнь с ней. Я должна была заставить их расстаться, иначе он никогда бы не сделал этого сам и она никогда бы не получила расплату за свои ужасные действия.
Я прижала колени к груди и напрягла слух, пытаясь что-нибудь расслышать из дома Райдеров. С этого угла я могла видеть окна их спальни, но в комнате было темно, они все еще находились внизу.
Нина, наверное, была потрясена. Растеряна. Она, скорее всего, стала агрессивной. Называла его сумасшедшим. Я представила, как они кричат: ее искаженное яростью лицо, ее хирургически усовершенствованные черты, уродливо кривящиеся, когда она отрицала преступления, о которых ничего не знала.
Она правда сделала эту работу слишком легкой для меня. Так зациклилась на моем муже. Так безумно хотела проводить с ним время. Она была так обеспокоена разрушением моего брака, что не обращала внимания на свой.
В большом переднем окне зажегся свет. Я наклонилась как можно дальше вправо и наблюдала за их передвижением, когда включился свет на лестнице, а затем в коридоре второго этажа. Я в предвкушении сжала колени, молясь, чтобы шторы в их спальне оказались открытыми.
