Сири тоже подошла и обняла их обоих.
— Семейные объятия, — сказала малышка, Анна улыбнулась и из ее глаз снова полились слезы.
Мать Магнуса позвонила снова.
— Пришло время связаться с полицией, — сказала Биргитта. — Он не отвечает и на мои сообщения.
— Может, мы подождем еще немного? — предложила Анна. — Он же довольно сильно рассердился.
— Именно поэтому мы не должны ждать.
Анна сдалась и позвонила в полицию.
Два констебля пришли к ней домой почти сразу же после обеда и выслушали ее историю о том, как она поссорилась с Магнусом, как он ушел и с тех пор больше не появлялся. Однако их прежде всего интересовало, откуда у Анны появились синяки.
— Меня никто не бил, — заявила она. — Я случайно поскользнулась на пробежке и ударилась о толстую ветку.
Полицейские вздохнули и обменялись усталыми взглядами. Похоже, подобное они слышали не раз.
— Вы волнуетесь? — спросил рыжеволосый офицер по имени Мартин.
Он бродил по кухне, жевал жевательную резинку и смотрел больше на картины, чем на нее.
— Да, я ведь неслучайно позвонила вам, — подтвердила Анна.
Его коллега сидела за кухонным столом, откинувшись на спину стула. Она была блондинкой, ее звали Линнеей и выглядела она как истинная арийка из кино, казалась такой крутой, что Анне почему-то стало интересно, как она вела себя в постели. Абсолютно пассивно и холодно или как сущий дьявол? Мартин выглядел классическим любителем жевательного табака.
— Вы не собираетесь опубликовать его фотографию в газете? — спросил рыжеволосый полицейский через плечо, листая календарь с детскими снимками, висевший на двери холодильника.
— Пожалуй… — сказала Анна нерешительно. — Это хорошая идея?
— Конечно, вам решать, — ответила Линнея и принялась барабанить пальцами по столу. — Но это не повредит. Если он не вернется сам, вы сможете узнать о его местонахождении, если его кто-то видел. Потом есть еще организация по розыску людей — Missing People.
— А как вы думаете, у него не было склонности к самоубийству? — спросил Мартин, продолжая рассеянно листать календарь.
Анну раздражало это его занятие. Казалось, он переступил невидимую границу, просматривая их семейные фотографии. Однако полицейский был невозмутим.
— Совершеннейший абсурд, Магнус никогда не наложил бы на себя руки, — решительно ответила Анна. — Он не из таких. И когда я говорю это, так и есть. Он слишком любит себя.
— В тихом омуте, — заметил Мартин. — В тихом омуте… Я, знаете ли, многое повидал. После семейных ссор всякое случается.
— Поверьте мне, — настаивала Анна, — Магнус никогда не покончил бы с собой даже в качестве мести.
— Откуда вы можете это знать? — поинтересовалась Линнея и посмотрела на нее с непроницаемым выражением лица.
— Да он буквально боготворит себя, — ответила Анна.
— Я думаю, могла бы помочь душещипательная история в местной газете, — предложила Линнея.
— Это действительно необходимо? — поинтересовалась Анна.
— Ну, это ни в коем случае не официальная рекомендация, — хмыкнул Мартин. — Но вам решать, хотите ли вы узнать, что случилось с отцом ваших детей.
Линнея кивнула и продолжила барабанить пальцами.
— Мы, конечно, проверим все версии. Но, если вам нужен мой совет, подумайте относительно газеты, — добавил Мартин.
Он еще немного пожевал резинку, потом кашлянул, потянулся и посмотрел на свою коллегу. Анна подумала, что он тратил не меньше девяноста процентов своего рабочего времени, пытаясь произвести впечатление на Линнею.
Когда полицейские ушли, Анна сразу же позвонила Йонне. Слезы душили ее, и к тому моменту, как подруга ответила, голос дрожал так, что она еле выговаривала слова.
— Успокойся, дорогуша, — сказала Йонна, услышав, о чем шла речь.
— Что мне делать?
— Он валяется на кровати в каком-нибудь отеле и ждет, когда по нему соскучатся.
— То есть никакой газеты?
— Ну да, ради детей. Я не верю, что с ним что-то случилось. Ничего плохого, к сожалению, не происходит с парнями, вроде Магнуса, — сказала Йонна.
Анна прикинула, стоило ли рассказать подруге, что муж избил ее, и в конце концов не стала этого делать. Йонна начала бы задавать вопросы, и все усложнилось бы только сильнее. Их городок был крошечным. Анна боялась ляпнуть лишнее. И к тому же Йонна обязательно разболтала бы об этом. Особенно, если полиции вдруг вздумается ее допросить. Поэтому она решила держать рот на замке.
Анна тоже не верила, что с парнями вроде Магнуса может случиться беда, но, по ее представлениям, он должен был уже давно объявиться. Тем более он знал об их отношениях с Юханом. Поэтому казалось странным, что он не заявился к нему. Если, конечно, Юхан сказал правду.
Закончив разговор с Йонной, она позвонила Биргитте и рассказала о визите полиции.
Об их предложении связаться с газетой она ничего не сказала, однако Биргитта уже сама пришла к той же мысли и практически потребовала этого.
— Кто-то, возможно, видел его, — сказала она. — Кому-то о чем-то да известно. Нельзя терять времени.
— Я не знаю. Это может плохо повлиять на детей, — попыталась возразить Анна. — Они начнут только сильнее беспокоиться. И подумай об их друзьях, пожалуй, может возникнуть масса вопросов…
— А разве не хуже лишиться отца?
Команде репортеров из местной газеты, как обычно, было нечем заняться — их городок был небогат на события, — а потом они готовы были приехать уже тем же вечером.
Хотя команда — это было громко сказано, речь шла лишь о репортере и фотографе. И, насколько Анна поняла, ей еще повезло, что газета не послала только одного журналиста, который делал бы фотографии на телефон.
— Нам не нужны никакие фотографии, — сказала она, но редактор объяснил, что они отправят фотографа в любом случае.
— Так будет лучше, — заявил он.
После разговора с редактором Анна с помощью макияжа постаралась привести лицо в порядок, чтобы выглядеть как можно более нормально, когда репортеры появятся. В результате она стала напоминать клоуна — бледное, как мел, лицо и красная губная помада. Ей явно не стоило рассчитывать на удачные фото. Но Анна надеялась хотя бы избежать вопросов относительно побоев.
Вскоре появились и журналисты.
Беседуя с Анной и детьми, репортер, усталая женщина лет пятидесяти, все время наклоняла голову набок. Она старалась говорить как можно более мягко, отчего голос ее звучал насквозь фальшиво.
Фотограф, гладко выбритый парень с прической рокабилли, постоянно и часто не к месту широко, на американский манер улыбался. Глаза его хищно блестели.
