— Я не ложился, чтобы составить отчет.
Ему хотелось прозондировать почву и, возможно, отвлечь комиссара. Он и сам не понимал почему, но то, что читалось у нее на лице, вызывало беспокойство.
— Значит, ты поступил неразумно. Нужно было выспаться и работать на свежую голову.
Наконец-то она сложила оружие. Из ее голоса исчез сарказм, он стал будничным, словно они говорили о погоде.
— Я думал, что неплохо справился с заданием, — возразил он.
Тереза Батталья положила на стол ручку, которую до этого покусывала.
— Этого мало, — отозвалась она. — Я не могу прийти к семье убитого со словами: мол, мы неплохо поработали. Они хотят, чтобы мы харкали кровью, понимаешь? И имеют на то полное право.
Инспектор кивнул. Теперь он понимал.
— Что я должен делать? — поинтересовался он.
— Штудировать то, чему не учат в университетах: искусство убивать.
Не дожидаясь ответа, комиссар поднялась и направилась к доске, висевшей напротив письменного стола.
— Я полагала, что наш убийца молод. Но, кажется, слегка погорячилась, — пробормотала она. — Все-таки он капельку постарше.
Массимо с любопытством приблизился к ней.
— Почему?
— Да потому, что степень садизма зашкаливает, — пояснила она, делая записи на доске неразборчивым почерком. — У него было время, много времени, чтобы отточить свои фантазии. Думаю, ему лет сорок — сорок пять. Силен как бык. Местный или часто бывает в горах. Отлично в них ориентируется. Его следы теряются в скалах, и это не случайность. Должно быть, он охотник или что-то в этом роде. Исходя из того, как он убивает, и состояния его психики, можно сделать заключение, что он не водит машину.
Инспектор удивленно скривился, что не ускользнуло от комиссара. Перестав писать, она внимательно на него посмотрела.
— Тебя что-то смущает? — спросила она.
— Да в принципе, нет.
— Говори, если есть что сказать.
— Да ничего.
Она сняла очки и окинула его изучающим взглядом:
— Марини, не тяни резину! Если тебе есть что сказать, говори! Не заставляй себя упрашивать. В противном случае держи свой сарказм при себе.
Массимо указал на доску.
— Вы не находите, что… что это слишком?
Взглянув на свои записи, Тереза лишь удивленно подняла брови.
— Что — слишком? — переспросила она.
Массимо постучал пальцем по перечисленным пунктам.
— Все эти подробности, — произнес он, — неужели вы в них не сомневаетесь? Не слишком ли это самонадеянно? Откуда, например, вы взяли, что он не водит машину?
Тереза с легкой улыбкой оглядела его с головы до пят.
— Самонадеянно? Как бы не так. А что касается сомнений… У меня их хоть отбавляй, но так и должно быть, это естественно! Настораживает, когда сомнений и в помине нет. Тебе так не кажется?
Массимо, скрестив руки на груди, промолчал.
— Значит, ты у нас крепкий орешек, — пошутила комиссар и продолжила серьезным тоном: — Более того, у него и водительского удостоверения-то нет. Он никогда не сдавал на права и не садился за руль — просто не способен на это. Вероятно, когда-то пытался, но потерпел неудачу. И таких неудач у него — пруд пруди. Из-за проблем с головой. Почему я так думаю? Из-за того, что он сотворил со своей жертвой. У человека, который вырывает глаза ногтями, большие проблемы, и их не скроешь. Он не в состоянии закончить курсы. Даже курсы вождения. Он не в состоянии долго работать на одном месте. Не хватает ни постоянства, ни концентрации.
Массимо слушал затаив дыхание. Комиссар протянула ему маркер.
— Давай, пиши! — не дожидаясь его ответа, приказала она и продолжила диктовать: — Живет один, в нескольких километрах от места преступления. Нужно обозначить интересующую нас территорию.
Массимо послушно записывал, хотя и не разделял выводов комиссара.
— Почему вы решили, что он живет один? — спросил он.
— Никто бы не смог жить с таким типом под одной крышей: он не следит за собой и понятия не имеет, что такое порядок. «Психоз» в данном случае — ключевое слово: степень психического расстройства может нам о многом рассказать. Например, о чем говорит тот факт, что он убил голыми руками и не связал жертву?
— Что убийство было непреднамеренным?
— Неправильно. Убийство было неорганизованным. Это другое. Хотя некоторые вещи свидетельствуют об обратном. Кое-какие странности я затрудняюсь объяснить. Тут много противоречий. Концы с концами не сходятся.
— Например?
— Инсценировка. То, как он обошелся с трупом: не бросил, а дотошно все подготовил — силки… Итак, инспектор Марини с красным дипломом по…
— По юриспруденции.
— Матерь Божья! И с опытом работы в большом городе. Скажи-ка, к какому типу относится наш преступник: организованному или дезорганизованному?
Тишина.
Выражение лица комиссара приобрело снисходительный оттенок.
— Так я и думала. Начни с нуля — это твой уровень.
14
Лючия проснулась от странного шума над головой.
Кто-то скребся когтями по черепице, передвигая черепки с места на место.
Это были вороны. Они кружили над домом в поисках добычи или пытались расколоть орехи, барабаня ими о крышу. Так ей объяснили Матиас и Диего, которым она рассказала о пугавших ее таинственных звуках, возникавших в предрассветные часы, когда за окном было холодно даже летом.
С недавних пор два друга вместе с Оливером стали средоточием ее маленького мирка. Лючия им полностью доверяла. Поэтому ее так тревожили и печалили недавние события. Отца Диего убили. Его нашли в лесу после того, как он два дня не возвращался домой.
У Лючии кусок стал поперек горла, когда папа заговорил об этом за ужином. Ей пока не удалось встретиться со своим другом, но она приготовила ему послание, которое намеревалась передать, оставив в их тайном месте. Пока что записка ждала своего часа в темном углу за вазой с боярышником. На листке, вырванном из тетрадки, она написала только: «Ты наш брат по крови».
Так Диего поймет, что семья — та, которую он выбрал, — всегда рядом и готова разделить с ним горе и нести этот крест, как Христос. Лючия всегда с удовольствием слушала истории дона Леандро на уроках катехизиса о жертвах, прощении и рае. После таких историй жизнь казалась не такой невыносимой. Собственная жизнь в том числе.
Лючия прикоснулась губами к запястью: шрам почти исчез, но воспоминание о клятве оставалось ярким и волнующим.
Все еще сонная, девочка протерла глаза. Казалось, этим утром в комнате стало светлее. Она зарылась с головой под одеяло, и ледяной кончик носа оттаял от горячего дыхания. Занятия в школе отменили из-за траура, и можно было вдоволь поваляться в кровати. Ночью ее мучили кошмары. Ей снился отец Диего — без глаз. Кто-то их ему вырвал, как святой Лючии, чье имя она носила. Папа рассказал об этом за ужином, жуя кусок бифштекса. При виде розового сока, капавшего в тарелку, Лючию чуть не стошнило.
