Шум на крыше усилился. Птицы в яростной эйфории разошлись не на шутку. Вынырнув из-под одеяла, Лючия поняла, отчего в комнате так светло: ставни были распахнуты, хотя она помнила, как закрывала их перед сном. Откинув одеяло, она поставила ноги на холодный пол. Натянула шерстяные носки и оправила фланелевую ночную рубашку, которая за ночь сбилась, задравшись до талии.
За окном над заснеженной лужайкой в неистовой пляске кружили вороны. Описав круг-другой, с пронзительным карканьем они пикировали вниз. Лючия подошла к окну и оторопела: к дому слетелись полчища черных птиц. Одна из них бросилась прямо на девочку и упала, ударившись о стекло. Лючия вскрикнула от испуга. Она видела, как ворона, оправившись от удара, снова взмыла вверх. На стекле осталось алое пятнышко и клочок пуха, трепетавший на ветру.
Лючия прижалась к стеклу и взглянула на мир сквозь алую кляксу: снег казался розовой мастикой с темной полоской посредине. Это был кровавый след, тянувшийся прямо по центру. Проследив за ним взглядом, Лючия поняла, что он ведет прямиком к ее окну, к пустой миске. За одной из ставен виднелась тень.
Вглядевшись повнимательнее, Лючия в ужасе закричала.
15
Архив располагался в подвальном помещении с неоновым освещением и занимал весь этаж. Тут не было ничего, кроме пыли и бесконечных рядов стальных стеллажей.
Спуститься туда на лифте было невозможно, словно подвал не был частью здания и принадлежал другому миру. Попасть в архив можно было только спустившись по лестнице, погруженной во тьму: иногда лампы все-таки горели слабым мигающим светом, но чаще всего там стоял такой мрак, хоть глаз выколи. Электрик говорил, что лампы приходят в негодность из-за высокой влажности. Однако кое-кто в открытую утверждал, что виной тому потусторонние силы, которым не по нраву полицейский архив.
Поскольку сюда было принято отправлять проштрафившихся сотрудников, в участке это место именовали Чистилищем.
Тереза послала сюда Массимо Марини, чтобы тот поискал аналогичные случаи среди папок и цифровых материалов.
Молодого инспектора следовало держать в узде, но прежде всего Терезе хотелось убрать его с глаз долой хотя бы на пару часов. Она уловила в нем признаки беспокойства, а в какой-то момент он посмотрел на нее так, словно догадывался о тревожащих ее страхах.
Но то, что с ней случилось, было всего лишь сиюминутным недомоганием. Ничего страшного.
Прошлой ночью она ненадолго утратила способность узнавать привычные предметы и даже через несколько часов, уже оправившись, чувствовала себя потерянной, будто выбралась из эпицентра торнадо. Такого с ней прежде не случалось, и она боялась, что за первым приступом последуют и другие.
Тереза никому не сказала об этом. Изливать душу было не в ее характере. И все же одна вещь не давала ей покоя — как долго она сможет себя обслуживать? Это было для нее сущим кошмаром — зависеть от кого бы то ни было.
Прогнав тревожные мысли, она спустилась по темным ступенькам в Чистилище. Марини, сидевший в дальнем углу за письменным столом, потрепанным временем, был единственным обитателем этого невеселого места. Его освещал лишь свет мерцающего монитора.
— Так ты только зрение себе испортишь, — произнесла Тереза.
Марини не отрываясь смотрел на экран. Тереза положила рядом с ним распечатанный отчет, который он отправил ей на рассвете, со своими исправлениями.
Мельком пробежав по нему глазами, Марини удивленно спросил:
— Как? Вы не спустили его в унитаз?
Тереза присела напротив инспектора.
— Отчет никуда не годится. Неужели я должна была врать? — ответила она вопросом на вопрос.
Марини скривился.
— Да нет, липовые похвалы мне ни к чему.
— Тогда зачем ты сюда приехал?
Ответа не последовало.
Тереза не оставляла попыток его разговорить.
— Я думала, ты бежишь от проблем на личном фронте, — продолжила она. — Но это не так, верно? Стремление к совершенству и твои попытки завоевать мое расположение наводят на мысли о властном родителе, который не дает тебе жизни даже теперь, когда ты стал взрослым. Дело в твоем отце?
— Я не знал, что вы еще и психолог.
— Не нужно быть психологом, чтобы это понять.
Наконец он поднял на нее глаза. Его щеки пылали от злости, и незащищенность, промелькнувшая во взгляде, тронула Терезу.
— Только не надо делать из этого трагедии, — подбодрила его Тереза.
— Только не надо говорить, что бывают проблемы и посерьезнее, не то я в вас разочаруюсь. Слишком банально.
— Конечно, бывают проблемы и посерьезнее, но это мало кого волнует. Ты правильно сделал, что уехал.
— Я должен сказать вам спасибо?
— Не стоит, — парировала Тереза.
Он указал на ряды папок:
— Вы не спросите, что я нашел?
— Полагаю, ничего.
— Вы это знали заранее.
Тереза только пожала плечами:
— Если бы там что-то было, я бы вспомнила.
Она знала, что инспектор не обнаружит ничего похожего. Она помнила содержание архива так же хорошо, как ее дедушка помнил записи в блокноте, куда заносил результаты партий в покер. Сотни записей с датами и количеством очков. Ребенком Тереза забиралась к нему на колени и засыпала вопросами: дедушка Пьетро никогда не ошибался. Вот уже сорок лет архив был ее хлебом насущным, ее жизненным кредо. Не было такой страницы в этих папках, из которой бы она не извлекла пользы. Марини озабоченно сдвинул брови:
— Вот уж не ожидал, что моим начальником будет профайлер.
Тереза рассмеялась.
— Только давай без иронии. Если говорить по существу, — продолжила она, подмигнув, — работаю тут я, а ты только воду мутишь.
Марини перевел взгляд на экран монитора, прокручивая файлы колесиком мышки. Перед его глазами замелькали сотни документов с описанием тяжких преступлений. Тереза видела их отражение в его темных радужках.
— Я все-таки полагаю, что дела раскрывают с помощью улик и доказательств, а не догадок, — произнес он спустя какое-то время.
Слова инспектора позабавили Терезу.
— Судя по твоей писанине, догадками как раз занимаешься ты, — съязвила она и придвинулась к нему поближе. — Криминология — не точная наука, с этим не поспоришь. У нас нет готовых формул для каждого отдельного случая. Криминология — это искусство. Искусство видеть то, о чем люди вроде тебя даже не подозревают. Тут нет никакой магии — просто интерпретация. Все дело в вероятности и статистике, а не в уверенности.
Марини посмотрел на нее долгим взглядом.
— Вы так в этом уверены, — в конце концов пробормотал он.
