Проследив за следами взглядом, Тереза представила темную фигуру, бредущую в ночи по заснеженному полю, — глаза смотрят на дом, в руках мертвый заяц.
Но зачем?
— Следы ведут до самого окна, — заметила она. — А вот в обратном направлении их нет.
Тереза увидела, как Марини изменился в лице, побледнел и весь подобрался, встревоженно вглядываясь в дом.
— Он еще внутри, — проговорил он, нащупывая пистолет в кобуре под пальто.
— Успокойся, Марини. Посмотри-ка сюда повнимательнее, — скомандовала Тереза, наклонившись. — Некоторые отпечатки четче остальных. Он ушел по своим же следам. — Она выпрямилась. — В сообразительности ему не откажешь. Уверена, что и эти следы теряются в лесу.
Казалось, Марини растерялся от новой информации. Комиссар разделяла его чувства.
— Что? Никак не можешь взять в толк, с кем мы имеем дело? — спросила она. — Я тоже.
— Почему вы уверены, что это дело рук убийцы Валента? Это мог сотворить какой-то извращенец.
— Какой-то извращенец? Как бы не так! Ты выбрал верное слово — «сотворить». Тут такая же инсценировка, как и в деле Валента. Здесь есть смысл — и рано или поздно мы до него докопаемся.
— А почему мертвый заяц? Угроза?
Тереза покачала головой.
— Нет, дело в другом. Многие преступники убивают животных, но делают это тайком. Это, так сказать, первые шаги в воплощении фантазий, которые не дают им покоя и вынуждают действовать.
Марини оглянулся.
— И что теперь?
— Теперь я бы поговорила с девочкой.
Лючия Кравина уже превратилась в маленькую женщину. В свои восемь лет она приготовила полицейским кофе, в то время как вернувшаяся с работы мать выглядела растеряннее дочери. Она даже не обняла малышку, чтобы ее утешить. Терезе пришло в голову, что, судя по виду, женщина родила слишком рано, еще не созрев для материнства. Она походила на подростка-переростка с облупившимся черным лаком на обкусанных ногтях и розовой прядкой на мелированных, давно не крашенных волосах. На ней были обтягивающие легинсы и короткая, едва доходившая до талии, кожаная куртка. Паризи уже допрашивал ее, но по его виду Тереза догадалась, что допрос не дал результатов.
Из всех присутствующих именно мать была маленькой девочкой, растерянно озиравшейся по сторонам, в то время как Лючия выглядела не по годам взрослой. Тереза готова была поклясться, что девочка, а не мать ведет хозяйство. Вокруг все было непритязательным, но прибранным и опрятным.
Тереза присматривалась к девочке, держась на расстоянии и делая вид, что раздает распоряжения. Она выгадывала время, размышляя, как заговорить с ребенком, чтобы не напугать и расположить к себе не навредив. За этот день девочка натерпелась с лихвой: сначала мертвый заяц в окне, затем посторонние люди в ее доме. И Тереза была одной из них.
— Лючия — храбрая девочка. Рано повзрослев, она не утратила детской непосредственности.
Тереза обернулась.
Человек, произнесший эти слова, смотрел на нее с легкой улыбкой. Нижнюю половину его лица скрывал шерстяной клетчатый шарф, а на голове красовалась фетровая шляпа с декоративным шнуром и пучком шелковистых перьев. Незнакомец в зеленом шерстяном пальто был немногим выше Терезы.
— Простите, — проговорил он. — Я заметил, куда вы смотрите, и дерзнул угадать ход ваших мыслей.
— Вам не откажешь в наблюдательности, — ответила Тереза.
Мужчина улыбнулся и протянул руку. На Терезу взглянули два небесно-голубых глаза.
— Карло Ян, — представился незнакомец. — Здешний врач. Я хорошо знаю Кравина, поэтому и забеспокоился, увидев полицейские машины.
Вероятно, он перешагнул пенсионный возраст лет этак десять назад. Тереза пожала протянутую руку.
— Комиссар Батталья, — проговорила она. — Расследую дело Валента.
Ян помрачнел и посмотрел на тень, все еще болтавшуюся за окном. Объектив фотоаппарата запечатлевал ее под разными ракурсами. Скрытая от взглядов, она незримо присутствовала в комнате.
— Полагаете, это сделал убийца Валента? — спросил врач.
Тереза не успела ответить.
— Доктор!
Лючия Кравина кинулась к медику, зарылась лицом в его пальто и обняла за шею. Затем, склонившись друг к другу, девочка с врачом стали о чем-то перешептываться. Они походили на двух приятелей, привыкших делиться сокровенным. У Терезы отлегло от сердца: к счастью, у этой маленькой женщины нашелся человек, способный вернуть ей частичку детства. До Терезы доносились детские всхлипы. Врач вытер девочке слезы и даже вызвал у нее улыбку, достав непонятно откуда яркий леденец.
Тереза почувствовала себя лишней, но тут врач пришел ей на помощь.
— Лючия! — обратился он к девочке. — Эта синьора здесь, чтобы найти того, кто так плохо поступил.
Девочка внимательно посмотрела на Терезу, не отпуская доктора.
Комиссар улыбнулась.
— Здравствуй, Лючия. Я Тереза, — ласково проговорила она.
Девочка прикусила губу, раздумывая ответить ли незнакомке или убежать прочь.
— Синьора здесь, чтобы помочь, — вмешался Ян. — Ты же меня не боишься?
Лючия кивнула.
— Так вот, синьору тоже не нужно бояться. Я за нее ручаюсь, — продолжил он, подмигнув ребенку.
Лючия улыбнулась. Она была милым, немного чересчур худощавым ребенком, с такими бездонными, блестящими глазами, что, казалось, в них отражаются звезды.
После рассказа девочки о том, как каждое утро из миски исчезало молоко, и о призраках, населявших лес, лицо доктора приняло обеспокоенное выражение. Марини же, напротив, отнесся к рассказу девочки с иронией, всем своим видом показывая, что не стоит тратить время на детские выдумки.
Тереза уже решила, каким будет следующий вопрос.
— Лючия, а где ты видела призрака?
Девочка без колебаний указала на окраину леса.
— Там. Он всегда смотрит на меня. Оттуда, из-за деревьев.
17
Австрия, 1978
Над Школой занимался новый день. Заря заливала окрестности нездоровым холодным светом, не радовавшим глаз. Солнечные лучи медленно взбирались по камням небольшой часовни, изгоняя мрак снаружи, но не изнутри.
Сидя на скамейке перед алтарем, Магдалена наблюдала за игрой света и ощущала, как внутри нее зреет протест. Было в Школе нечто такое, что заражало не только переступавших ее порог, но и окружающую природу. От каждого живого существа, от каждого камня, от каждого порыва ветра разило черствостью. Даже церквушка напротив столовой — место для молитвы и утешения страждущих — не дарила тепла. Только Христос на распятии, висевшем в абсиде, имел человеческий облик в этом царстве серых и жестких линий.
