Де Карли подошел к Терезе.
— Комиссар, звонили из Травени. Кто-то напал на четверых парней. Они сейчас в больнице. В состоянии шока.
38
По дороге в больницу Тереза не проронила ни слова. Язык сковывало чувство, похожее на страх. Страх опоздать, если убийца убьет снова. А это, несомненно, случится, рано или поздно.
В стычке с «сумасшедшим» никто из четверых юношей практически не пострадал. Незнакомец напал лишь на одного из них. Парень утверждал, что был на волосок от смерти. Нападавший схватил его за горло и едва не задушил, но затем все-таки отпустил. Этого молодого человека звали Давид, и он был сыном Хуго Кнауса.
Прибыв в больницу, в которую доставили парня, Тереза решила допросить его приятелей. Все трое находились в одном из залов ожидания под присмотром Кнауса.
Тереза подошла к нему.
— Мне очень жаль, — проговорила она. — Как себя чувствует ваш сын?
Кнаус кивнул в знак благодарности.
— Нормально, просто сильно напуган, — ответил он.
Тереза отметила, что с его лица исчезла улыбка. «Не из-за стыда ли?» — спросила она себя. Ведь теперь ни для кого не секрет, что сын начальника полиции — отпетый хулиган.
— Если вы хотите побыть с ним… — начала Тереза.
— Нет, я хочу найти виновника, комиссар.
Тереза кивнула и обернулась к молодым людям, почти подросткам. «Они сильно напуганы», — подумала Тереза. От их бахвальства не осталось и следа. Шокирующий, новый для них опыт. Она изучала и всматривалась в перепуганные лица. Страх сделал их похожими на детей: расширил зрачки, скривил рты, заставив их уголки опуститься. Кроме страха, в них было что-то еще, чему она пока не могла подобрать названия. Чувство, которое, в отличие от сковывавшего их ужаса, будоражило, заставляя беспокойно ерзать и обмениваться тревожными взглядами. Они пытались снова сбиться в стаю.
Тереза спросила себя, что же беспокоит их настолько, что они забыли о страхе. Ответ пришел на ум сам собой. Должно быть, в прошлом такое случалось и с ней.
«Чувство вины», — мысленно проговорила она.
Тереза вспомнила, что сегодня уже встречала этих четверых, когда они едва не задавили девочку около школы Диего. Из распоясавшихся хулиганов они превратились в перепуганных детей.
— Комиссар Батталья, — представилась она. — А это мои коллеги.
На нее уставились три пары умоляющих глаз. Тереза понимала причину их беспокойства: от выпитого за день у всех в крови обнаружили алкоголь.
Теперь молодые люди протрезвели. Страх прогнал остатки хмеля.
Тереза просмотрела их показания, взятые сразу же после нападения. Ей не хотелось тратить время на вопросы, ответы на которые были известны. Динамика происшествия вопросов не вызывала, ее люди уже начали проверки. Терезе не терпелось — и от нетерпения у нее участился пульс — прояснить только одно.
— Лицо? Какое у него было лицо? — обратилась она к троице, от которой разило алкоголем и страхом.
Трое парней вконец растерялись. Их показания, касавшиеся внешности нападавшего, сильно разнились. Поэтому Тереза просто не могла выйти из этой комнаты без четкого ответа на свой вопрос. Естественно, троицу можно было разделить и допросить каждого по отдельности, однако Тереза полагала, что ни к чему хорошему это не приведет. В одиночку они бы сломались, не выдержав напряжения.
Допрос свидетеля — это искусство, требующее от полицейского выдержки и самоконтроля. Ни в коем случае нельзя подталкивать свидетеля к выводам, которые вместо того, чтобы приблизить правду, отдаляют ее. Тереза терпеливо ждала, пока кто-нибудь из троицы решится прервать молчание. Марини рядом сгорал от нетерпения. Будь его воля, он взял бы за шиворот этих сопляков и вытряс из них правду.
— Я его не видел, — наконец раздался почти детский голос. Брекеты во рту молодого человека резко контрастировали с черной кожанкой с черепом.
— Лицо было закрыто, — пояснил другой, подбодренный примером приятеля.
— Чем? — спросила Тереза.
Тот показал, как обматывают голову.
— Светлой тканью. Он обмотал ее вокруг головы и лица. Ткань спадала даже на плечи.
— Повязка, что ли?
— Нет. Похоже на…
— Тюрбан, — подал голос первый.
— Да нет! Какой там тюрбан! — вмешался третий. — Это был шарф, замотанный вокруг головы и лица вот так, — добавил он, изобразив на себе подобный шарф, — только глаза и торчали.
Остальные утвердительно закивали.
— Точно? — спросила Тереза.
— Да, — ответили те в унисон.
Описание наводило на мысль о тагельмусте, традиционном головном уборе туарегов: длинной хлопковой повязке с прорезью для глаз.
— Но потом мы увидели и рот, — проговорил парень с брекетами. — Казалось… Казалось, он собирается укусить Давида! Клянусь!
Он разрыдался, и никто из товарищей даже не попытался его утешить. Только Кнаус положил ему руку на плечо и притянул к себе.
Тереза задумалась о внешнем описании преступника, пытаясь свести воедино расплывчатые детали. Мужчина с шарфом на голове и в длинном, до пят пальто. На ногах гетры и тяжелые ботинки. Неопределенного возраста. Тереза была в растерянности.
Она вспомнила о незнакомце, за которым гналась по старой железной дороге. Тот вряд ли подходил под это описание. Хотя то ли по причине спешки, то ли из-за проблем с памятью она затруднялась с точностью описать его внешность.
— Вы видели в Травени кого-нибудь, кто подходит под это описание? — спросила она у Кнауса скорее по привычке, не надеясь получить утвердительный ответ. Полицейский лишь покачал головой.
— Нет. Не видел.
— Точно?
— Комиссар, у меня все в порядке со зрением.
— Дорогой Кнаус, я сомневаюсь не в вашем зрении.
Кнаус нервно выдохнул, словно старался избавиться от напряжения в груди.
— У меня сын в больнице, — проговорил он. — Полагаю, этого вполне достаточно, чтобы вы перестали во мне сомневаться.
Тереза не была в этом так уверена, однако оставила свои сомнения при себе. Она кивнула Марини и бросила Кнаусу:
— Ладно, теперь побеседуем с вашим сыном.
Молодой человек лежал на больничной койке, его раненая нога находилась на возвышении. Над ним хлопотал доктор Ян, перевязывавший рану. Увидев Терезу и Марини, врач улыбнулся.
— Как он? — спросила Тереза.
— Я наложил несколько швов и дал обезболивающее. Через пару часов отпущу домой.
Закончив перевязку, он закрепил бинт и, кивнув, вышел из палаты.
Тереза подошла почти вплотную к молодому человеку, смотревшему в окно, но тот на нее даже не взглянул.
