— Сейчас узнаю.
Вопросы и ответы следовали друг за другом как по команде. Оба понимали, что время сомнений миновало. Если хоть кто-то засомневается в успехе операции, это отразится на остальных членах команды и разорвет прочную цепь, которая должна протянуться по долине через горы прямо к ребенку, чтобы вернуть его домой. Тереза нуждалась в каждом из них, в каждом звене этой крепкой цепи.
Она посмотрела на Марини.
— Мы его найдем, — решительно заявила она.
Тот кивнул — твердо, без колебаний. Он понял.
Тереза взяла в руки дневник. Нужно вести записи, даже если порой это занятие становится в тягость и кажется пустой тратой времени. Нужно следовать методу и придерживаться правил, дабы выяснить, в каком направлении и с какой скоростью меняется ее состояние. Только благодаря дневнику она вспомнила, как повредила руку. Ей не хотелось верить, что пришел тот миг, когда она начала забывать собственную жизнь. Поэтому она упорно твердила, что всему виной отчаяние и изнеможение последних дней.
Внезапно проснувшись в состоянии полной растерянности, она не могла взять в толк, вызвана ли ее слабость только усталостью или чем-то еще. Может быть, тело умоляло ее не нестись вперед сломя голову и найти время для жизни вне службы.
Она держала дневник в руках, уставившись на последние заметки, сделанные впопыхах в состоянии полудремы.
Она не помнила, как их писала. Слова совершенно выветрились из памяти. При чтении этих строк у нее создалось странное впечатление, будто их писал кто-то другой, сидящий у нее внутри. И этот кто-то хотел ей помочь.
— Что-то не так? — поинтересовался Марини.
— Все не так, кроме одного, — ответила она, улыбнувшись. Сердце учащенно забилось. Впервые она перестала бояться того, что с ней происходит. — Дети, — произнесла она. Это было последнее, что она написала, прежде чем ее сморил сон.
— Не понимаю.
Она тоже ничего не поняла, впервые прочитав это слово, но теперь догадка, которую ее подсознание выудило, пока она дремала, обрела четкие очертания.
— Похоже, этой ночью я неплохо поработала, — пояснила она, захлопнув дневник. — Первая жертва — отец Диего Валента, вторая — мама Лючии Кравина. Думаю, Диего и Лючия учатся в одном классе.
— Скорее всего, в Травени только один класс для детей такого возраста. Полагаете, тут есть связь? Но при чем здесь мужчина, на которого напали в лесу?
— Абрамо Визель работал школьным сторожем. Диего жаловался, что тот обижает его товарища.
— У похищенного малыша есть старший брат, Матиас, сверстник Диего и Лючии, — добавил Марини.
— Случайность? Быть может, особенно в такой деревушке.
— Если как следует вдуматься, то Давид Кнаус тоже связан со школой. Мы видели его с дружками около выхода, они чуть не передавили детей.
И действительно, хотя Тереза полагала, что та четверка не имеет отношения к делу.
— Преступник отобрал органы чувств у первой, второй и четвертой жертвы, — проговорила она. — Ясно как день, что нападение на сына Кнауса он не планировал. Оно не вписывается в общую картину.
Подойдя к окну, Тереза сначала открыла, а затем захлопнула записную книжку. Ее мозг лихорадочно работал.
— Серийный убийца может годами никак не проявлять себя. Потом какое-то событие — увольнение, развод, унижение — выпускает как джинна из бутылки его желание убивать, которое появляется отнюдь не с бухты-барахты, — размышляла она. — Всегда есть переломный момент, но из-за того, что убийца — психопат, докопаться до мотива всегда нелегко: кажется, что его попросту нет.
— Возможно, нам стоит поискать событие, которое запустило серию убийств в нашем деле? — предложил Марини.
Тереза удивленно обернулась.
— Инспектор, наконец-то я слышу слова настоящего полицейского! — съязвила она. — Ты подтянул предмет?
Он с обидой посмотрел на нее.
— Может, хватит?
В дверях показался Де Карли.
— Комиссар, на границе задержали отца Лючии Кравина. Его везут сюда.
Данте Кравина был сельским парнем с замашками городского. На допросе он заявил Терезе, что решил пуститься в бега из-за давних проблем с законом. Его не единожды привлекали за распространение наркотиков.
— Я просто не хотел очутиться за решеткой из-за пары пакетиков дури, — пояснил он, словно бросить дочку без присмотра было пустяком.
— Вы заставили ребенка вымыть весь дом, чтобы мы не нашли следов наркотика? — спросила она.
— Да.
— А сами тем временем вымыли машину жены.
— Да.
— Вы о ней не беспокоились?
Тот передернул плечами, стыдливо потупив глаза.
— А что я мог сделать?
«Много чего», — подумала Тереза. Сделать так, чтобы жена не бродила одна по лесу в состоянии шока. Позаботиться о дочери, защитить ее.
— Расскажите о человеке, который позвонил к вам в дом той ночью, — вместо этого попросила она.
— Я был под кайфом. Ни черта не соображал. У него в руке была цепочка Мелании. Я подумал, что она влипла в неприятности, а в машине и в доме полно наркоты. Нужно было заметать следы.
— Тот человек был вам знаком? Вы встречали его раньше? Может, это был кто-то, кто не расплатился за дозу? — скорее для проформы спросила Тереза.
— Нет, наркотики тут ни при чем. Тот человек… не знаю, как и сказать. Он словно с луны свалился.
— Опишите его.
— Я был не в себе, говорю же. Единственное, что помню, он был бледный как смерть и таращился на меня своими глазищами. В жизни не видел такой рожи. Без эмоций, как у покойника.
При последних словах в голове у Терезы что-то щелкнуло.
— Как у призрака? — спросила она.
— Точно, как у призрака!
Тереза представила себе всех действующих лиц этой истории. Их образы вращались у нее в голове вместе со словами, которые потихоньку стали обрастать смыслом, если выстроить их в нужном порядке. Она пересмотрела события последних дней будто киноленту. Все вовлеченные в происходящее, взаимодействуя друг с другом, так или иначе, явно или косвенно, подводили к финальной развязке, которую еще предстояло додумать.
Жертвы. Школа. Община. Лес. Незнакомец с размалеванным лицом. И, наконец, они. Тереза поручила Де Карли закончить допрос и отвела Марини в сторону.
— Девочка, Лючия, тоже говорила о призраке из леса, — произнесла она.
— Думаете, девочка его знает?
На самом деле Тереза была в этом практически уверена. Наконец-то она нащупала связующее звено между жертвами и убийцей. Дело было вовсе не в мотиве или психическом расстройстве. Ранее ей не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, поэтому и не удавалось подобрать определения лучше, чем «стадный инстинкт».
