Крайне удивленный, Массимо уставился на нее. Он знал этого человека. В голове что-то щелкнуло, и разрозненные факты выстроились в четкую картину: знакомые голубые глаза, теперь постаревшие, уже попадались ему на размытой фотографии в папке о деле по ту сторону границы — деле, которое так и осталось нераскрытым.
79
Тереза не помнила, как поручала это Марини. Она не могла вспомнить ни одной фразы из их разговора. Однако все указывало на то, что пару часов назад она отправила его в монастырь в Райле. Это было записано на смятой бумажной салфетке. Фраза обрывалась на «смотри дневник».
Она припоминала, как писала что-то о «колесе подкидышей», разговаривая с доктором Яном в пабе. Вероятно, эти два события как-то связаны.
В шкафчике она обнаружила свою куртку и сумку. Взяла в руки дневник, пролистала его от начала до конца, но не нашла нужной заметки, хоть и была уверена, что писала ее. Перелистала снова — в дневнике не хватало страницы, где она привела свою беседу с доктором. Путаница в голове не коснулась этой ячейки памяти.
— Я же велел вам не вставать, — упрекнул доктор, входя в палату. — Как вы себя чувствуете?
Этот вопрос задавала себе и Тереза. Ей казалось, что порой в ее теле поселяется посторонняя женщина и оставляет нечеткие следы своего пребывания. И хотя самозванка задерживалась ненадолго, ей удавалось спутать Терезе все карты.
— Кто-то трогал мои вещи? — спросила она.
Ян удивленно на нее посмотрел.
— Насколько мне известно — нет. Они все время находились здесь. Их принесли ваши коллеги. Что-то не так?
Тереза взглянула на дневник.
Ты на самом деле уверена, что его кто-то открывал?
— В моем дневнике не хватает страницы, — ответила она.
Ян подошел поближе и посмотрел на тетрадь в ее руках.
— Вы уверены?
— Да.
— С чего вы решили, что она пропала именно здесь? И пропала ли? Тетрадь-то на пружине.
Тереза смотрела на него, не зная, что сказать. Правда заключалась в том, что стопроцентной уверенности у нее не было — она больше не могла полагаться на свою память.
Тереза подошла к окну. В сгустившейся тьме нельзя было разглядеть ни зги: то же самое происходило и с ее мыслями. Может, она ошибалась, полагая, что сделала то, что только намеревалась сделать.
— Тереза, вы хорошо себя чувствуете?
— Я?.. Да.
— Ложитесь. На вас лица нет.
— Нет… Мне нужно идти.
Ян подошел к ней и взял под локоть, словно хотел поддержать.
— Куда идти? — спросил он.
— Не знаю. — И это было правдой. Отстранившись от доктора, Тереза сделала несколько шагов в попытке обрести равновесие — не только физическое.
— Это чувство дезориентации, вы часто его испытываете? Провалы в памяти, потеря сознания, приступы паники…
Тереза ощутила, как к горлу подступила горечь.
«Значит, уже началось», — подумала она. Она и представить себе не могла, что падать вниз придется по стремительно вращающейся спирали, от которой шла кругом голова.
Однако эта пометка — «смотри дневник» — ей не приснилась. Воспоминание было четким, хотя и фрагментарным. Она сознавала, что больна, но ей так хотелось не терять веру в себя перед последним рывком в этом деле!
Тереза задалась вопросом, кто мог вырвать страницу с заметками о версии, которую предстояло проверить, версии, одной из многих, версии, на которую она не стала бы делать ставку?
«Именно поэтому пропавшая страница — важный след», — подумала она. Тот, кто ее вырвал, опасался, что несколько случайных фраз станут той ниточкой, которая приведет их к важной тайне. И все же он опоздал, потому что она уже отправила Марини в монастырь, где — теперь она в этом не сомневалась — берет начало след безымянного мальчика.
Тот, кто это сделал, сильно просчитался: зная о ее состоянии, он рассчитывал, что она либо не вспомнит о пометках, либо сочтет, что никогда их не писала.
Тот, кто это сделал, прекрасно знал, что Альцгеймер пожирает ее память. Однако Тереза никому об этом не говорила, не доверяя даже дневнику.
Взгляд Терезы привлек компьютер на письменном столе. На мониторе светились данные ее амбулаторной карты. Компьютер имел доступ к базе данных Национальной системы здравоохранения и всем ее анализам.
— Комиссар?
Вдруг у Терезы закружилась голова. Ей пришлось схватиться за кушетку, чтобы не упасть. Она посмотрела на Яна.
— Вам нехорошо? — спросил доктор.
В голове у Терезы промелькнула мысль о только что сделанном уколе.
— Что… Что вы мне укололи?! — прохрипела она.
Врач рассмеялся ей в лицо.
— Инсулин, естественно. Вы уже забыли?
Терезу охватила страшная слабость, вызванная то ли недосыпанием, то ли голодом, то ли бежавшим по венам ядом. Или же то был страх?
— Доктор Ян, вы знаете о моей болезни, не так ли? — спросила она, чуть ли не задыхаясь.
В шкафчике, за спиной доктора, зазвонил мобильный Терезы. Но она не шелохнулась.
Взгляд Яна стал другим — отстраненным и неприязненным.
— Может, ответите, комиссар? — спросил он.
— А может, это сделаете вы? Доктор Вальнер!
Тот на мгновение прикрыл глаза — такие же прозрачные, как лед, и такие же холодные. Терезе пришло в голову, что он мало похож на давний снимок, запечатлевший молодого управляющего приютом. Жизнь изменила его черты до неузнаваемости, но дело было не только во внешности. Все это время доктор скрывал свое истинное лицо под маской фальшивых улыбок и приятного обращения. Внутри же он оставался прежним — это читалось в его взгляде, в котором не было ни тени раскаяния и сострадания. Тереза спросила себя, каким же умом должен обладать человек, чтобы всю жизнь проносить столь страшную маску? Ответ лежал на поверхности: дело тут не в уме, а в дурных намерениях.
Тереза вспомнила о том, как показывала доктору его дневник. На его лице не дрогнул ни один мускул. Какое невероятное самообладание!
— Я всегда подозревала, что за всей этой историей стоит монстр. Но это не Андреас Хоффман, — проговорила она. — Не Тридцать девятый. Это человек, который украл у него жизнь и убил единственного друга, — вы, доктор!
Губы Вальнера расплылись в улыбке, от которой Терезу едва не стошнило.
— Я — ученый, Тереза. А наука требует жертв.
— Вы убили одного, но избавиться хотели от обоих. Почему вы не вернулись, чтобы довести свой замысел до конца?
— Ох, я возвращался, комиссар. И обнаружил всего один труп. Я знал, на что способен Альфа, поэтому сбежал. В то время ему исполнилось пятнадцать, но он был силен как бык. В гневе он был страшен.
