— Миша, не изображай лентяя!
А сама уходит, сказавши Володину:
— Извините, я вам помешала. Он у меня такой, что не прочь и полениться, если ему дать волю.
Володин сначала был смущен таким поведением Надежды. Потом подумал, что она стесняется угощать его кофейком, — боится, как бы сплетен не вышло. Потом сообразил, что она могла бы вовсе не приходить к нему на уроки, однако приходит, — не оттого ли, что ей приятно видеть Володина? И то истолковывал Володин в свою пользу, что Надежда так с первого слова охотно согласилась, чтобы Володин давал уроки, и не торговалась. В таких мыслях утверждали его и Передонов с Варварою.
— Ясно, что она в тебя влюблена, — говорил Передонов.
— И какого еще ей жениха надо! — прибавляла Варвара.
Володин делал скромное лицо и радовался своим успехам.
Однажды Передонов сказал ему:
— Жених, а трепаный галстук носишь.
— Я еще не жених, Ардаша, — рассудительно отвечал Володин, весь, однако, трепеща от радости, — а галстук я могу купить новый.
— Ты себе фигурный купи, — советовал Передонов, — чтоб видели, что в тебе любовь играет.
— Красный галстук, — сказала Варвара, — да попышнее, и булавку. Можно дешево булавку купить и с камнем, — шик будет.
Передонов подумал, что у Володина, пожалуй, и денег столько нет. Или поскупится, купит простенький, черный. И это будет скверно, думал Передонов: Адаменко — барышня светская; если итти к ней свататься в кой-каком галстуке, то она может обидеться и откажет. Передонов сказал:
— Зачем дешево покупать? Ты, Павлуша, на галстук выиграл у меня. Сколько я тебе должен, рубль сорок?
— Сорок копеечек, это верно, — сказал Володин, осклабясь и кривляясь, — только не рублик, а два рублика.
Передонов и сам знал, что два рубля, но ему приятнее было бы заплатить только рубль. Он сказал:
— Врешь, какие два рубля!
— Вот Варвара Дмитриевна свидетельница, — уверял Володин.
Варвара сказала, ухмыляясь:
— Уж плати, Ардальон Борисыч, коли проиграл, — и я помню, что два сорок.
Передонов подумал, что Варвара заступается за Володина, значит, передается на его сторону. Он насупился, достал из кошелька деньги и сказал:
— Ну, ладно, пусть два сорок, я не разорюсь. Ты — бедный человек, Павлушка, ну вот тебе, возьми.
Володин взял деньги, сосчитал, потом сделал обиженное лицо, наклонил крутой лоб, выпятил нижнюю губу и промолвил блеющим и дребезжащим голосом:
— Вы, Ардальон Борисыч, изволите быть мне должны, так и надо платить, а что я изволю быть бедным, так уж это сюда совсем не идет.
И я еще ни у кого на хлеб не прошу, а вы знаете, что беден только бес, который хлебца не ест, а как я еще хлебец кушаю и даже с маслицем, я не беден.
И совсем утешился, закраснел от радости, что так удачно ответил, и принялся смеяться, выкручивая губы.
Наконец Передонов и Володин решили итти свататься. Оба облеклись в большой наряд и имели торжественный и более обыкновенного глупый вид. Передонов надел белый шейный платок, Володин — пестрый, красный с зелеными полосками.
Передонов рассуждал так:
— Я сватать иду, моя роль солидная и случай выдающийся, мне надо в белом галстуке быть, а ты — жених, тебе надо пламенные чувства показать.
Напряженно торжественные поместились Передонов на диване, Володин в кресле. Надежда с удивлением смотрела на гостей. Гости беседовали о погоде и о новостях с видом людей, пришедших по щекотливому делу и не знающих, как приступить к нему. Наконец Передонов откашлялся и сказал:
— Надежда Васильевна, мы по делу.
— По делу, — сказал и Володин, сделал значительное лицо и выпятил губы.
— Вот о нем, — сказал Передонов и показал на Володина большим пальцем.
— Вот обо мне, — подтвердил и Володин и тоже показал большим пальцем на себя, на грудь.
Надежда улыбнулась.
— Прошу вас, — сказала она.
— Я за него буду говорить, — сказал Передонов, — он скромный, не решается сам. А он человек достойный, не пьющий, добрый. Он мало получает, но это наплевать. Ведь кому что надо, кому деньги, а кому человека. Ну, что ж ты молчишь, — обратился он к Володину, — скажи что-нибудь.
Володин склонил голову и произнес дрожащим голосом, как баран проблеял:
— Конечно, я небольшое жалованье получаю, но у меня всегда будет кусок хлебца. Конечно, я в университете не был, но живу, как дай бог всякому, и ничего худого за собой не знаю, а впрочем, кому как угодно судить. А я, что ж, собою доволен.
Он развел руками, наклонил лоб, словно собрался бодаться, и умолк.
— Так вот, — сказал Передонов, — он человек молодой, ему так жить не следует. Ему надо жениться. Все ж таки женатому лучше.
— Если жена соответствует, то чего лучше, — подтвердил Володин.
— А вы, — продолжал Передонов, — девица. Вам тоже надо замуж.
За дверью послышался легкий шорох, заглушенные, короткие звуки, как будто кто-то вздыхал или смеялся, закрывая рот. Надежда строго посмотрела на дверь и сказала холодно:
— Вы слишком ко мне заботливы, — с досадливым ударением на слове «слишком».
— Вам не надо богатого мужа, — говорил Передонов, — вы сама богатая. Вам надо такого, чтобы вас любил и угождал во всем. И вы его знаете, могли понять. Он к вам неравнодушен, вы к нему, может быть, тоже. Так вот, у меня купец, а у вас товар. То есть, вы сами — товар.
Надежда краснела и кусала губы, чтоб удержаться от смеха. За дверью продолжали раздаваться те же звуки. Володин скромно потупил глаза. Ему казалось, что дело идет на лад.
— Какой товар? — осторожно спросила Надежда. — Извините, я не понимаю.
— Ну, как не понимаете! — недоверчиво сказал Передонов. — Ну, я прямо скажу: Павел Васильевич просит у вас руки и сердца. И я за него прошу.
За дверью что-то упало на пол и каталось, фыркая и вздыхая. Надежда, краснея от сдержанного смеха, смотрела на гостей. Предложение Володина казалось ей смешною дерзостью.
— Да, — сказал Володин, — Надежда Васильевна, я прошу у вас руки и сердца.
Он покраснел, встал, сильно шаркнул ногою по ковру, поклонился и быстро сел. Потом опять встал, положил руку к сердцу и сказал, умильно глядя на барышню:
— Надежда Васильевна, позвольте объясниться! Так как я вас даже очень люблю, то неужели же вы не захотите соответствовать?
Он ринулся вперед, опустился перед Надеждою на колено и поцеловал ее руку.
— Надежда Васильевна, поверьте! Клянусь! — воскликнул он, поднял руку вверх, и со всего размаху ударил ею себя в грудь, так что гулкий звук отдался далече.