Антоша и Лиза обернулись на стук отворившейся двери, — румяную щеку и коротенький Лизин нос из-под длинных и прямых прядей волос увидел Передонов из своего убежища, увидел и простодушно-удивленное Антошино лицо.
Мать порывисто подошла к Антоше, нежно обняла его за плечики и сказала бодро и решительно:
— Антоша, миленький, пойдем. А ты, Марьюшка, Побудь с Лизой, — сказала oна, обращаясь к няньке, которой не видно было Передонову.
Антоша встал неохотно, а Лиза запищала на то, что он еще не кончил.
— После, после он тебе вырежет, — сказала ей мать и повела сына из комнаты, все держа его за плечи.
Антоша еще не знал, в чем дело, но уже решительный вид матери испугал его и заставил подозревать что-то страшное.
Когда вышли в коридор и Гудаевская закрыла дверь, Антоша увидел Передонова, испугался и рванулся назад. Но мать крепко ухватила его за руку и быстро повлекла по коридору, приговаривая:
— Пойдем, пойдем, миленький, я тебе розочек дам. Твоего oтца тирана нет дома, я тебя накажу розочками, голубчик, это тебе полезно, миленький.
Антоша заплакал и закричал:
— Да я же не шалил, да за что же меня наказывать!
— Молчи, молчи, миленький! — сказала мать, шлепнула его ладонью по затылку и впихнула в спальню.
Передонов шел за ними и что-то бормотал, тихо и сердито.
В спальне приготовлены были розги. Передонову не понравилось, что они жиденькие и коротенькие.
«Дамские», — cердито подумал он.
Мать быстро села на стул, поставила перед собой Антошу и принялась его расстегивать. Антоша, весь красный, с лицом, облитым слeзaми, закричал, вертясь в ее руках и брыкаясь ногами:
— Мамочка, мамочка, прости, я ничего такого не буду делать!
— Ничего, ничего, голубчик, — отвечала мать, — раздевайся скорее, это тебе будет очень полезно. Ничего, не бойся, это заживет скоро, — утешала она и проворно раздевала Антошу.
Полураздетый Антоша сопротивлялся, брыкался ногами и кричал.
— Помогите, Ардальон Борисович, — громким шопотом сказала Юлия Петровна, — это такой разбойник, уж я знала, что мне одной с ним не справиться.
Передонов взял Антошу за ноги, а Юлия Петровна принялась сечь его.
— Не ленись, не ленись! — приговаривала она.
— Не лягайся, не лягайся! — повторял за ней Передонов.
— Ой, не буду, ой, не буду! — кричал Антоша. Гудаевская работала так усердно, что скоро устала.
— Ну, будет, миленький, — сказала она, отпуская Антошу, — довольно, я больше не могу, я устала.
— Если вы устали, так я могу еще посечь, — сказал Передонов.
— Антоша, благодари, — сказала Гудаевская, — благодари, шаркни ножкой. Ардальон Борисович еще тебя посечет розочками. Ляг ко мне на коленочки, миленький.
Она передала Передонову пучок розог, опять привлекла к себе Антошу и уткнула его головой в колени. Передонов вдруг испугался: ему показалось, что Антоша вырвется и укусит.
— Ну, на этот раз будет, — сказал он.
— Антоша, слышишь? — спросила Гудаевская, подымая Антошу за уши. — Ардальон Борисович тебя прощает. Благодари, шаркни ножкой, шаркни. Шаркни и одевайся, Антоша, рыдая, шаркнул ножкой, оделся, мать взяла его за руку и вывела в коридор.
— Подождите. — шепнула она Передонову, — мне еще надо с вами поговорить.
Она увела Антошу в детскую, где уже няня уложила Лизу, и велела ему ложится cпать. Потом вернулась в спальню. Передонов угрюмо сидел на стуле среди комнаты. Гудаевская сказала:
— Я так вам благодарна, так благодарна, не могу сказать. Вы поступили так благородно, так благородно. Это муж должен был бы сделать, а вы заменили мужа. Он стоит того, чтобы я наставила ему рога; если он допускает, что другие исполняют его обязанности, то пусть другие имеют и его права.
Она порывисто бросилась на шею Передонова и прошептала:
— Приласкайте меня, миленький!
И потом еще сказала несколько непередаваемых слов. Передонов тупо удивился, однако охватил руками ее стан, поцеловал ее в губы, — и она впилась в его губы долгим, жадным поцелуем. Потом она вырвалась из его рук, метнулась к двери, заперла ее на ключ и быстро принялась раздеваться.
12
Антоша Гудаевский уже спал, когда отец вернулся из клуба. Утром, когда Антоша Гудаевский уходил в гимназию, отец еще спал. Антоша увидел отца только днем. Он потихоньку от матери забрался в отцов кабинет и пожаловался на то, что его высекли. Гудаевский рассвирепел, забегал по кабинету, бросил со стола на пол несколько книг и закричал страшным голосом:
— Подло! Гадко! Низко! Омерзительно! К чорту на рога! Кошке под хвост! Караул!
Потом он накинулся на Антошу, спустил ему штанишки, осмотрел его тоненькое тело, испещренное розовыми узкими полосками, и вскрикнул пронзительным голосом;
— География Европы, издание семнадцатое!
Он подхватил Антошу на руки и побежал к жене. Антоше было неудобно и стыдно, и он жалобно пищал.
Юлия Петровна погружена была в чтение романа. Заслышав издали мужнины крики, она догадалась, в чем дело, вскочила, бросила книгу на пол и забегала по горнице, развеваясь пестрыми лентами и сжимая сухие кулачки.
Гудаевский бурно ворвался к ней, распахнув дверь ногою.
— Это что? — закричал он, поставил Антошу на пол и показал ей его открытое тело. — Откуда этакая живопись! Юлия Петровна задрожала от злости и затопала ногами.
— Высекла, высекла! — закричала она, — вот и высекла!
— Подло! Преподло! Анафемски расподло! — кричал Гудаевский, — как ты осмелилась без моего ведома?
— И еще высеку, на зло тебе высеку, — кричала Гудаевская, — каждый день буду сечь.
Антоша вырвался и, застегиваясь на ходу, убежал, а отец с матерью остались ругаться. Гудаевский подскочил к жене и дал ей пощечину. Юлия Петровна взвизгнула, заплакала, закричала:
— Изверг! Злодей рода человеческого! В гроб вогнать меня хочешь!
Она изловчилась, подскочила к мужу и хлопнула его по щеке.
— Бунт! Измена! Караул! — закричал Гудаевский. И долго они дрались, — все наскакивали друг на друга. Наконец устали. Гудаевская села на пол и заплакала.
— Злодей! Загубил ты мою молодость, — протяжно и жалобно завопила она.
Гудаевский постоял перед нею, примерился было хлопнуть ее по щеке, да передумал, тоже сел на пол против жены и закричал:
— Фурия! Мегера! Труболетка бесхвостая! Заела ты мою жизнь!
— Я к маменьке поеду, — плаксиво сказала Гудаевская.
— И поезжай, — сердито отвечал Гудаевский, — очень рад буду, провожать буду, в сковороды бить буду, на губах персидский марш сыграю.
