Книга по-прежнему лежала открытой на столешнице.
— Почему ты ничего не рассказал родителям? — спросила Розалинда.
— Знаешь, моим родителям прекрасно живется в современности.
— Но они верят в Невесту-девственницу, хотя дядя Райдер часто ворчит, что эту чертову сказку сочинили дамы Шербрук. Но ты прекрасно знаешь, что они в нее верят.
— Как и я, — пожал плечами Грейсон. — Несчастная дама жила в Нортклифф-Холле с самого расцвета царствования королевы Бесс. Но она другое дело. Привидение давно умершей женщины, которое не бряцает цепями и не завывает, нагоняя на окружающих страх и ужас. Она член проклятого семейства Шербрук. Корри говорит, что она много раз навещала близнецов, и они воспринимают ее как свою няню Бет.
Впрочем, Невеста-девственница не была в числе призраков, навещавших Розалинду. И вряд ли будет: она не собиралась выходить замуж за кого-то из Шербруков и не приходилась им родней.
Грейсон с досадой отбросил перо:
— Почитав о шифре, я рассмеялся, в полной уверенности, что сумею его разгадать. Но шифр имеет вид выбранных наугад букв, собранных в некое подобие слов. Я так и не смог понять, что с этим делать.
Розалинда нахмурилась.
— Удивительно! У тебя настоящий талант разгадывать головоломки, шифры и тому подобное.
— Был. До сегодняшнего дня. Но я уже доведен до точки.
— Скажи, в книге упоминаются какие-то имена?
— Да. Одно. Реннат.
— Реннат? — снова задохнулась она.
— Да, — кивнул Грейсон. — Странное имя, правда? Розалинда едва не лишилась чувств.
— Реннат, — едва слышно повторила она.
— Вполне возможно, что это собачья кличка, но, думаю, если Саримунд не потрудился зашифровать имя, значит, оно принадлежит человеку. Человеку, который был очень для него важен.
— Грейсон… — Розалинда с трудом сглотнула. — Тот старик, что явился в моем сне, называл себя Реннатом, главным чародеем Востока.
Грейсон уставился на Розалинду.
— Обычно твои шутки более остроумны, — вздохнул он. — Значит, Реннат явился тебе во сне? Подобные измышления недостойны тебя. И не пытайся сбить меня с толку. Я и без того совершенно растерян.
Розалинда открыла рот, чтобы объяснить, что это не шутка, но Грейсон уже отвернулся и снова уткнулся в книгу.
— Можно мне взглянуть?
Он сунул ей книгу, встал и потянулся:
— Я так чертовски устал, что мне уже все равно.
Розалинда уселась в кресло, медленно потянула к себе книгу. Всмотрелась в неразборчивые фразы, выведенные выцветшими чернилами, и осторожно коснулась страницы.
— Саримунд не отдал ее печатнику. Значит, двадцать копий было написано от руки?
— Так утверждает Николас. Сам я не знаю. Мистер Оукби из Оксфорда ничего не сказал. Наверное, тоже не знал.
Розалинда снова посмотрела на книгу, и ее сердце едва не остановилось. Грейсон не прав. И это совсем не сложный шифр!
Она погладила Грейсона по руке:
— Послушай, это совсем легко. Я смогу прочесть каждое слово.
Глава 8
Грейсон от неожиданности поперхнулся чаем.
— Нет, — выдавил он между приступами кашля, — это невозможно. Брось, Розалинда!
— Лучше послушай меня. Не знаю, по какой причине, но я действительно все понимаю. И видела во сне старика Ренната. Я и не думала подшучивать над тобой. Могу даже описать, как он выглядел. Он говорил со мной. Может, поэтому я и разбираю шифр. Это вовсе не старый, а современный английский. Не знаю, может, он просто позволил мне прочитать текст.
Грейсон осторожно отставил чашку.
— Ты ошибаешься, Розалинда. Никто не способен проникнуть в смысл написанного, — озадаченно пробормотал он.
— Говорю тебе, это совсем легко. Нужно перенести третью букву каждого слова в начало, а если третья буква окажется гласной, значит, она идет в конец или становится предпоследней. Все гласные представляют седьмую, тринадцатую, девятнадцатую, двадцатую или двадцать пятую буквы алфавита. Все предельно ясно. Это обычный, вполне понятный английский. И никаких забытых слов из шестнадцатого века.
— Да-да, ты, возможно, права, но… — Грейсон всмотрелся в текст и покачал головой. — Проклятие, ты несешь чушь! Кроме того, даже если ты нашла ключ к шифру, все равно уйдет целая вечность на то, чтобы переставить, эти чертовы буквы.
Он забрал у нее книгу дрожащими руками. Грейсон тяжко вздохнул. Что там она сказала насчет указателей?
— Нет, ты, должно быть, тоже устала и бредишь от бессонницы.
— Ад и проклятие, упрямый ты осел! Говорю тебе, это проще простого! Молчи и слушай: «Река разрезает острым лезвием долину Авгуров, узкая, глубокая и предательская…»
Грейсон вырвал у нее книгу:
— Ты все это придумала! Не люблю, когда ты меня дразнишь! Сначала сон о Реннате, потом притворяешься, будто читаешь! Никто не сможет так быстро разгадать этот шифр! Это тебе следовало бы писать романы с привидениями!
Она положила руку ему на плечо:
— Грейсон, неведомо по какой причине я сумела понять шифр. Не могу объяснить, но это правда.
Грейсон снова уставился в книгу.
— Ты не сможешь связно перевести текст, если только… — Он покачал головой и снова отдал ей рукопись.
— Ладно, я запишу все, что ты продиктуешь.
Розалинда снова стала читать:
— «Гладкие черные камни брода пересекают реку, как сожженные караваи хлеба, но камни отвергают ногу человека, потому что созданы для копыта тайбера. Человек может осмелиться перейти реку, только когда в небе стоят три полных кровавых луны, поднявшихся одновременно над горой Оливан. Придерживайся этого правила или умрешь». — Розалинда подняла голову и тоненько пропищала: — Грейсон, где это место? Три полных кровавых луны, поднявшихся одновременно над горой Оливан?
Розалинда вздрогнула.
— Я боюсь.
Она и вправду боялась. Очень.
— Николас знает об этом. Он сказал, что у его деда была копия рукописи.
Грейсон поднял ее и, прижав к себе, стал гладить по спине.
— Я тоже ничего не понимаю. Но ты права: Николасу Вейлу известно многое. Вот только почему именно мне выпало найти эту книгу? Почему старик позвал меня, а не тебя? Ведь именно ты сумела ее прочитать. Готов прозакладывать новое седло, что и Николасу это удастся. И что случилось со стариком? Он словно ждал именно моего прихода, а потом — пуф, и исчез. И теперь все, что осталось у меня в памяти, — это гнилые доски и листья, шумящие на ветру. Честно признаться, я тоже боюсь. Здесь происходит что-то очень странное. Но мы узнаем правду, Розалинда. А теперь начинай диктовать. Я буду записывать.