Вспоминаю мою школу, постоянные вымогательства денег, прессинг и издевательства учителей из-за того, что мама никогда ни на что не сдавала. Порой складывалось впечатление, что на занятия мы ходим с одной целью — отдать за что-нибудь деньги.
Без преувеличения скажу, что школу я ненавидела лютой ненавистью. День, когда я получила свидетельство об окончании девятого класса, стал самым счастливым за всё время учёбы.
И вот теперь Виктор везёт меня на встречу с учителями. Возможно, в столице они сделаны из какого-то другого теста, но я, признаться, всё равно их боюсь и терпеть не могу. Слишком свежи и неприятны воспоминания…
— Олеся, что ты дрожишь как заяц? Ты же Лисица. Помни: никто там тебя не съест, я не позволю. Я сам тебя съем, — хихикает в ухо, обхватывая руками и притягивая к себе.
В его объятиях немного успокаиваюсь. Удивительное дело, но Вите я доверяю. Казалось бы, после того, как он бесцеремонно выкинул меня из своей жизни, я должна его ненавидеть. Но почему-то не могу. За три года негатив почти стёрся и, как назло, в памяти всплывают только приятные моменты из нашего непродолжительного общего прошлого. А ещё вспоминаю, как недавно он опекал меня с дочерью в больнице, и на душе становится тепло.
— Я просто ненавижу школы и боюсь учителей, — признаюсь откровенно. — Они все кажутся мне монстрами.
— Не преувеличивай, всё не так плохо. Если тебе не очень повезло, то это не означает, что все они такие.
— А вдруг меня о чём-то начнут спрашивать?
— Ты знаешь, что отвечать. Ко всем возможным чувствительным вопросам вы со Штейнбергом подготовились. Я буду рядом. Если что, подстрахую. Ты, главное, не трясись и веди себя уверенно.
— Легко сказать… Ты наверняка был образцовым учеником и никогда не испытывал на себе гнев учителей.
— Шутишь? Да я столько нервов им вытрепал, что они сто раз перекрестились, когда я получил аттестат.
Смеётся. Он расслаблен, будто совсем не переживает.
Выходим возле одной из школ. Здание большое, современное. Сбоку — огромный стадион. Всё здесь ухожено, отремонтировано. Уроки уже закончились, поэтому детей возле входа нет. Нас провожают в актовый зал, заполненный преимущественно женщинами. Концентрация учителей на квадратный метр пугает не на шутку.
Наше появление вызывает у них оживление. Чувствую десятки заинтересованных сканирующих взглядов. Открыто перешёптываются, обсуждая увиденное. Виктор — молодой и очень привлекательный мужчина. Сегодня на нём пуловер, выгодно подчёркивающий фигуру — широкие плечи, плоский живот и узкие бёдра. Не сомневаюсь, что он им нравится, иначе и быть не может. Помню свой восторг при нашей первой встрече. Да и сейчас, разглядывая его, каждый раз ощущаю трепет и волнение.
Меня училки рассматривают с другими эмоциями, чуть ли не под микроскопом. Чувствую себя неуютно, не в своей тарелке. Это строгое синее трикотажное платье, которое выбрала мне помощница Штейнберга, и туфли на каблуках совершенно чужды моей натуре. В джинсах, свитере и кроссовках мне было бы куда комфортнее. Не оставляет ощущение, что я занимаю чьё-то чужое место. Хотя, по правде говоря, многое отдала бы за то, чтобы быть с Витей по-настоящему.
Пока разглядываю сидящих в зале, муж бодро вещает учителям о своей программе, обещает им золотые горы. Нет сомнений, что всё это — просто слова. Но за время общения со Штейнбергом я уже поняла, что политика — это большое и грязное море лжи. Достаточно лишь логически подумать, чтобы усомниться в том, что депутат государственного уровня сможет существенно повлиять на схему перераспределения местных бюджетных средств или добиться повышения зарплаты. Но, видимо, им нравится лапша на ушах.
Чуть поодаль от учителей замечаю несколько инородных лиц. Они выделяются тем, что выглядят и ведут себя иначе. Скорее всего, журналисты.
Закончив речь, Виктор предлагает присутствующим задавать вопросы. Поначалу спрашивают по делу. На что-то он отвечает, на что-то — нет, причём мастерски уводит разговор совершенно в другое русло. Постепенно вопросы становятся всё более личными. Фанклуб хочет знать подробности из жизни своего кумира?
— Скажите, Виктор, вы — человек с блестящим образованием. У вас широкий круг интересов в бизнесе и за его пределами. Что вас связывает с женщиной, у которой за плечами — только девять классов школы и никакого образования?
— Во-первых, нас связывает общий ребёнок…
— То есть вы признаёте, что женились на Олесе только ради дочери?
Вопрос прилетел, естественно, от подозрительной личности, которую я идентифицировала как журналиста. Вот и охота же людям ковыряться в чужом грязном белье?
— Это не совсем так. Если бы дело было только в ребёнке, то я бы мог просто финансово поддерживать их, для этого вовсе не обязательно жениться.
Витя поворачивается в мою сторону. На лице нет ни напряжения, ни недовольства. Оно… какое-то доброе, что ли.
— Мы с Олесей заключили брак, потому что любим друг друга.
Говорит таким тоном, что даже зная, что это всего лишь игра, я готова поверить его словам!
— Но ведь вашей дочери уже два года. Почему вы сделали это только сейчас, аккурат перед выборами? Побоялись осуждения избирателей?
Какой же мерзкий тип! Какое его дело до чужих личных отношений? Похоже, теперь, кроме учителей, я буду ненавидеть и бояться журналистов.
— В прошлом у нас с Олесей возникли разногласия, из-за которых мы на время разошлись. Но потом понял, что она мне очень дорога, и я готов идти на уступки. С тех пор наши отношения возобновились, и постепенно мы созрели на брак.
— А что это за разногласия, если не секрет?
— Не секрет. Мне не нравилось, что Олеся одержима своей работой в кондитерской. Я считал, что моя жена должна быть домохозяйкой. Теперь мы оба пошли навстречу друг другу.
— Олеся, можно вам вопрос? — подаёт голос ещё один журналист.
— Да, пожалуйста, — с трудом выдавливаю из себя.
Я в полуобморочном состоянии. Очень хорошо, что сижу, опираясь на стол. Иначе рисковала бы свалиться от страха.
— Вы выросли в малообеспеченной семье. Чувствуете ли вы себя Золушкой рядом с господином Самборским?
Первые мгновения молчу и не знаю, что ответить. Судорожно вспоминаю всё, что выучила по настоянию Штейнберга, и не нахожу в памяти нужной фразы. Приходится импровизировать. Виктор незаметно берёт меня за руку, и это придаёт уверенности.
— Разве что поначалу. Теперь же я не считаю себя малообеспеченной. У меня есть хорошая работа, которая приносит мне деньги и удовольствие. Мои торты и пирожные пользуются популярностью и спросом. Конечно, до равенства нам с Виктором далеко, но и нищей Золушкой я себя вовсе не ощущаю.
— Если вы хорошо изучили биографию моей жены, — дополняет меня Витя, — то наверняка знаете, что она — известный кондитер. Не так давно на международной выставке её торт занял первое место в конкурсе. Я горжусь своей женой и её успехами.
