— Мамуль, когда всё это закончится, я женюсь. Даже не так: как только я вернусь домой, сразу женюсь.
— Серьёзно? Ты же только недавно развёлся. И когда успел? Что за девушка? Я её знаю?
Мама улыбается — она всегда радуется за меня. И я люблю делиться с ней своими новостями и достижениями, потому что привык получать безоговорочную поддержку.
— Я снова женюсь на Олесе. Только на сей раз у нас всё будет по-настоящему. Я и кольцо уже купил. Хочешь, покажу?
Тараторю с блаженной улыбкой. И плевать, что у мамы вытягивается лицо от удивления, рано или поздно она одобрит моё решение.
Тянусь к прикроватной тумбочке и достаю пакет из ювелирного магазина. Аккуратно открываю и демонстрирую своё приобретение. Колечко мне очень нравится. Оно будет отлично смотреться на Олесином пальчике.
— Как тебе?
— Неплохое, у тебя хороший вкус. Только я не совсем понимаю… Зачем тогда разводился?
Резонный вопрос, на который даже я себе в полной мере не могу ответить.
— Это была папина идея. Я ещё в больнице тогда лежал. Перспективы были не очень радужные, если помнишь. Мы думали, что от мандата придётся отказаться. И папа решил, что смысла в этом браке больше нет.
— Зачем же ты согласился, если теперь хочешь снова на ней жениться? Извини, сын, не понимаю твоей логики.
— Скорее, я пошёл у отца на поводу. Он умеет быть убедительным, а я в тот момент думал, что моя жизнь закончилась, и лучше я разведусь, чтобы освободить Олесю от балласта. В общем, как говорится, дал слабину.
— И что же изменилось?
— Да всё изменилось! Я понял, что не всё так безнадёжно. Вернее, она помогла мне это понять. Ну и вообще. Мама, я люблю её! Разве нужны ещё какие-то причины быть вместе?
— Это всё эмоции. А брак должен быть осмысленным решением.
— Да, но мы с ней уже прожили больше полутора лет. И я понял, что она — именно та женщина, рядом с которой я хочу прожить жизнь и состариться.
— Мне кажется, тебе не стоит торопиться. Мы не знаем, какими будут результаты операции, как быстро ты восстановишься. Может, она не захочет тебя ждать. Может, ей нужен кто-то помоложе и, главное, поздоровее, без твоих проблем.
Она говорит мягко, но я будто физически ощущаю давление, и мне это совсем не нравится.
— Мама, я не понимаю. Ты не веришь, что операция поможет?
— Нет, ну что ты, сынок. Я абсолютно доверяю здешним врачам. Если бы они не были лучшими, отец бы их не выбрал. Я к тому, что даже в случае абсолютного успеха ты не сможешь встать на следующий день после операции и побежать.
— Я это и так понимаю! — раздражаюсь.
Разве это имеет отношение к вопросу о моей женитьбе? Я с мамой поделился радостью, надеясь, что она меня поддержит или, по крайней мере, не станет выражать сомнения так открыто. Да, Олеся — не невестка её мечты, я это и так знаю. И я как-нибудь переживу, что она не в восторге от моего выбора. Но всё равно неприятно это слышать, особенно накануне операции.
— Ты уверен, что твоя девица будет тебя ждать? — мама переходит в атаку, чем ещё сильнее задевает меня. — Что не заведёт интрижку с каким-то шофёром, у которого нет проблем ни с ногами, ни с чем-то другим?
— «С чем-то другим» у меня тоже проблем нет, и Олесе это прекрасно известно.
— Да? — мама удивляется, как будто я должен перед ней отчитываться об интимных подробностях моей жизни. Не помню, чтобы я с ней это когда-либо обсуждал, даже в далёкие подростковые годы, когда гормоны бушевали, а в голову лезли всякие мысли.
— Мам, всё у нас с Олесей хорошо. Лажанулся я с разводом. Теперь буду исправлять, — выговариваю чётко и твёрдо, чтобы мама поняла, что решение окончательное и отступать я не намерен.
— Тебе виднее. Я хочу, чтобы ты был счастлив, мой мальчик. Всё остальное — мелочи.
О, теперь я узнаю свою маму! И сразу внутренне успокаиваюсь, расслабляюсь. Возникает желание поделиться с ней своими мыслями по поводу Иришки, рассказать, что мы сделали анализ ДНК. Но в палате появляется медсестра с каталкой, чтобы отвезти меня в операционную.
Ну что ж… Сегодня всё решится. Быть или не быть — вот в чём вопрос.
В момент, когда игла анестезиолога касается моей руки, становится не по себе. Страх разливается по всему телу. Голову то ли сжимают извне, то ли мозг резко перестаёт помещаться в черепной коробке и рвётся наружу. Мерзкое ощущение! Но оно кратковременное, наркоз начинает действовать почти сразу. Я вырубаюсь, даже не успев подумать о том, что, возможно, проснусь нормальным здоровым человеком.
Но до этого мне сперва нужно вырваться из медикаментозного дурмана и прийти в себя. Как и в прошлый раз, этот процесс оказывается малоприятным, сопровождается сильной головной болью и пожаром в месте разреза. Обезболивающее вводят не сразу, некоторое время я остаюсь с мучительной болью один на один.
Приходит врач. Он долго и обстоятельно рассказывает о ходе операции, заверяет, что всё прошло по плану. Интересно, неужели он бы признался, если бы что-то пошло не так? Ясное дело, что они сейчас будут рассказывать, что всё хорошо. А вот как обстоят мои дела на самом деле, я узнаю даже не завтра, а несколько позже…
После его ухода сразу прошу дать мне телефон, чтобы сообщить Лисичке, что я жив, и перспективы мои по-прежнему оптимистичны. Он почему-то выключен, хотя я точно помню, что оставил его включённым. Впрочем, его могли выключить, когда я приходил в себя, чтобы не беспокоил лишними звуками.
Начинают сыпаться уведомления из разных чатов, но меня интересует сейчас только один. Догадываюсь, что Олеся там волнуется, поэтому тороплюсь успокоить её. И даже успеваю набрать несколько слов, пока глаз не цепляется за текст непрочитанного входящего сообщения от неё.
«Витя, надеюсь, что операция прошла успешно, и всё у тебя будет хорошо. Последнее время я много думала о нас. И пришла к выводу, что не смогу быть с тобой. Мне всего двадцать три. Прости, но мне нужен здоровый мужчина и полноценные отношения. Очень надеюсь, что ты меня поймёшь. Прощай».
Откладываю телефон, опускаю голову на подушку и прикрываю глаза. Пытаюсь выровнять дыхание и трезво осмыслить прочитанное. Поверить не получается. Ещё совсем недавно Лисица отказывалась принять информацию о разводе, настаивая на том, что останется со мной даже без штампа в паспорте. Да если бы не её настойчивость… Я бы ни за что не решился на операцию! Так и хандрил бы, считая себя потерянным человеком.
Как она вдруг могла так поменять своё отношение ко мне? Почему?
— Витюша, тебе нехорошо? Позвать доктора? — обеспокоенно шепчет мама, которая почти неотлучно находится рядом со мной.
— Не надо, мам, всё нормально.
Разве врач сможет мне помочь?
Снова тянусь к телефону и набираю номер Олеси. Пусть она мне повторит то, что написала. Иначе ни за что не поверю! Но она не берёт трубку. Связываюсь с помощником.
