Последнее он спросил очень аккуратно, хотя взгляд при этом оставался цепким, серьезным и даже злым.
– Все она будет, – ответила за меня Ларина. – Нам нужны козыри.
Егор выдохнул.
– Постарайся не уснуть, пока я не приведу Краснова. Посодействуй бодрости подруги, Ира, – раздал нам указания Измайлов, направляясь к выходу из палаты. – В капельницу добавили успокоительных, так что скоро ты можешь отключиться. Не будем терять время.
Это было дельным предложением. Побои желательно снять в первые 24-48 часов после избиения, с заявлением в полицию я могу обратиться в любое время на протяжении трех лет после случая. Главное – доказательная база.
– Ты как? – спросила Ларина, как только Егор вышел.
– Как будто меня прожевали, а проглотить забыли, – сказала я правду. – Не волнуйся, все будет хорошо. У меня крепкий организм, все заживает как на собаке. Завтра буду как новенькая.
Ира натянуто улыбнулась.
– Боюсь, чтобы залечить рану от предательства потребуется гораздо больше времени, чем сутки. Душа ведь…
– Не до нее будет, – перебила я подругу. – Придется пободаться с Зайцевым при разводе, вряд ли он согласится на мирное соглашение.
Я в двух словах пересказала Ире видео.
– Вот урод, – передернулась Ларина. – А ведь так удачно притворялся все это время! Двуликий Янус прямо.
– Мне нужна консультация толкового юриста. Как бы Зайцев не попытался откусить кусок пожирнее от нашей «Совушки»… – сжала переносицу я. В голове все еще звучал колокол. – У твоего Андрея нет знакомых?
– Обязательно выясню, Викуся, – кивнула подруга. – И это…
– М-м-м?
– Пока ты была в отключке, я испугалась и позвонила твоей матери, – призналась она. – Тамара Григорьевна уже едет сюда.
Ее предупреждение запоздало. Как раз после слов подруги в палату сломя голову примчалась мама.
– Вика! – выдохнула она. – С тобой все в порядке?
И знаете, прозвучало как-то несколько разочарованно…
– Да, мама, умирать я еще не собираюсь, – пробурчала я, справляясь с очередным уколом боли в сердце. – Мне бы пожить успеть…
Конечно же, моя мать не желала мне смерти, вот только после удара, что нанесла Лида, все вокруг казалось мне вражеским и воспринималось гораздо острее.
– Ерунду не городи, Виктория, – скривилась родительница, разозлившись. – Напугала меня только и нервничать заставила. А у меня сердце слабое, не забыла?
– Я все хорошо помню.
Страшно такое признавать, но со смертью отца я словно осиротела. Он был честным, справедливым, добрым, смелым, милосердным – настоящим героем! И разделения между нами с Лидой никогда не делал. А вот мама…
Нет, она наверняка любила нас обеих, умом я это понимала. Только вот любовь эта была разной.
Обязанности, ответственность, претензии – мне, а забота и уси-пуси младшенькой. Как же, как же! Что там мама любила говорить?
«Лидочка слишком болезненная».
«Лидочка – творческая натура, приземленные дела – это не для нее».
«Лидочка маленькая, ты за ней должна присматривать, опекать и всячески оберегать от жизненных невзгод».
«Лидочка, Лидочка, Лидочка…»
Я потерялась в этом бесконечном потоке «любви» и настолько привыкла нести груз ответственности за семью, что не заметила, как мною бессовестно пользовались свои же. Только сейчас прозрела…
– Наверное, я оставлю вас наедине, – смутилась Ларина и вышла из палаты.
– Что случилось? – спросила родительница, присев на стул рядом с кроватью. – У тебя что-то серьезное?
– Ты знала, что Лида спит с моим мужем? – пропустила прелюдию я.
«Браво, Виктория! – зааплодировал внутренний голос. – Не в бровь, а в глаз».
Только вот в лице мамы ничего не изменилось, отчего я сделала вывод, что врасплох мне ее застать не удалось.
– Значит, знала, – резюмировала я.
– Твой муж соблазнил невинную, влюбленную в него дурочку, – громко возмутилась она. – Если ты об этом, то да. Лидочка мне рассказала.
– И как давно ты знаешь?
Не так я себе представляла этот разговор. Впрочем, не зря мне интуиция подсказывала его оттянуть, а тут вот как получилось.
– Несколько месяцев, – не стала лукавить мама. – Беременность сложно скрыть, когда живешь в одной квартире.
– А мне рассказать не подумала? – тихонько спросила я, голос почему-то не слушался. Горло спазмом перехватывало.
– Лезть в чужую семью – последнее дело, – пожала плечами она, поправляя прическу-каре, точно ее внешний вид был самым важным сейчас. – Не сомневаюсь, что ты сама прекрасно знала о похождениях Эдуарда.
Очень сложно чувствовать себя дурой. А когда со стороны матери нет и проблеска сочувствия, это еще и больно.
– Похоже, я единственная, кто на самом деле ничего не знал.
– Наша Лидочка не первая, кто попал в его сети, – покачала головой мама, проигнорировав мои слова.
Конечно, не первая. Дорожку там протоптала еще и я. В неверности мужа за все годы супружеской жизни я теперь вообще не сомневалась, просто доказательств не было.
– Бедная девочка, влюбилась как кошка! – продолжила сокрушаться родительница. – Ей теперь рожать, портить фигуру… Ты знаешь, как для актрисы важна внешность?
Ну как же не знать… Я же и оплачивала сестре бесконечные фитнесы, салоны красоты, новомодные процедуры и шмотки. Лида планировала взобраться на вершину звездного Олимпа, а попутно взобралась и на моего мужа. Видимо, решила, что финансово меня доить для нее маловато, надо забрать все.
– Лидочка так мечтала стать известной, а тут этот Эдуард на нашу голову. Он мне никогда не нравился, – пожаловалась мама. – Ты тоже хороша, Виктория. Не могла выбрать мужа поприличнее?
– Для Лиды, как понимаю?
– Для себя, дуреха, – закатила глаза она. – Выбери ты кого получше, и этой ситуации можно было бы избежать. А теперь ты сама страдаешь и сестру подставила.
– Как так получается, что в любой ситуации у тебя виноваты все, кроме Лиды? – поинтересовалась я. – Именно Лида спала с женатым мужчиной, на минуточку, моим мужем.
– Он ее соблазнил! Девочка и не устояла, это дело житейское, бывает, – нашлась с версией она. – Что ж ей теперь, аборт делать? Так поздно и вредно для здоровья это.
– А как же я, мама? – Перед глазами все стало расплываться от непролитых слез. – Что делать мне?
– Разводиться и делить имущество, – она даже и секунды не раздумывала перед ответом. – Дите без отца расти не должно, а вас с Эдуардом ничего не связывает.
– Кроме восьми лет жизни, которые были спущены в унитаз за один день… – пробормотала я, только мама меня словно не слышала, она продолжала гнуть свою линию.
