Катрин послушалась. Просто потому, что некромант был прав — так действительно удобнее.
Им повезло — коридоры обители были пусты. Все сестры находились на службе. Тайберг пинком распахнул дверь, внес Катрин в келью, уложил на кровать. Вернулся к двери, осмотрел ее и выругался.
— Где замок? К тебе что — в любой момент может вломиться кто угодно.
— Пресветлым девам нечего скрывать от своих сестер, — механически процитировала Катрин монастырский устав.
— Ловко придумано, — оценил Тайберг. — Помогает держать всех под колпаком. И, — его взгляд обежал скудную обстановку кельи. — Своих вещей у тебя тоже нет, я правильно понимаю? Все эти украшения, кружавчики и прочие дамские штучки…
— Пресветлым девам не подобает думать о бренном… — Катрин помолчала. — Да и куда я надену эти штучки? На службу? — она покосилась на некроманта и вспыхнула. — Да прикрой ты уже срам, бесстыдник! Вот, возьми покрывало…
— Только для тебя, дорогая, — некромант, совершенно не стеснявшийся своего непотребного вида, обернул вокруг бедер клетчатый плед. И сразу стал похож на дикого горца из романов, которыми втайне любила зачитываться сестра Августина.
— Так сойдет? Или мое облачение все еще оскорбляет твою добродетель, милая женушка?
Нет, ну каков наглец! Почему в непотребном виде разгуливает он, а стыдно Катрин?!
— Оскорбляет.
— Что же, мне не впервой оскорблять женщин. В свое оправдание могу сказать только, что сегодня это не входило в мои планы.
Несмотря на возмущение, Катрин рассмеялась.
— Ты ужасный человек.
— Я? Несомненно. Ты даже не представляешь насколько, — в глазах некроманта заплясали смешинки. — Но я рад, что ты снова разговариваешь со мной, — он посмотрел на нее и скорчил умоляющую рожицу. — О нет, узнаю этот взгляд! Только не начинай снова… Чего ты хочешь? Чтобы я встал на колени и попросил прощения?
Некромант рывком пересек комнату, опустился на колено и взял ее за руку.
— Это лишнее, — Катрин с достоинством села на кровати. Слабость, вызванная магическим выбросом, медленно проходила. — Я благодарна вам за помощь, мессер. И думаю, что сегодняшний случай показал — вы были правы. Мне нужен наставник, чтобы овладеть даром. И я согласна на общение и прикосновения взамен. В пределах разумного.
— Все еще обижаешься?
Катрин задумалась.
— Уже нет, — с удивлением отметила она. Злость и обида сгорели в испепеляющем магическом выбросе. Сейчас на их месте ощущалась пустота. — Думаю, ты верно заметил насчет иллюзий. В моем возрасте питать их смешно и опасно.
Странно, но Тайберг на этих словах помрачнел.
— Я в тот раз наговорил кучу ерунды, — резко отозвался он. — Забудь!
— Да нет же! Ты был прав, а я повела себя просто глупо. Нам действительно не деться друг от друга, но мы можем договориться по поводу правил. Например, ты пообещаешь не подглядывать за мной. Это ужасно нервирует. И мне потребуется помощь с храмом, я не знаю к каким последствиям приведет сегодняшний разговор. Ах да, и разумеется, о том, чтобы делить постель не может быть и речи.
— Все-таки обижаешься, — хмуро отметил некромант. — Иначе как это понимать?
Катрин пожала плечами.
— Считай меня романтичной дурой, но я не хочу, чтобы это было оплатой в сделке. Без любви, даже без влечения. Я пошла в монахини, чтобы не выполнять прихоти чужого для меня мужчины. С тех пор ничего не изменилось.
Тайберг разглядывал ее так долго, что Катрин смутилась. Ощущение неловкости усиливалось от того, что некромант до сих пор стоял перед ней на одном колене в этой дурацкой пародии на килт.
— Ну что: мы договорились?
— Да, — он тяжело выдохнул и поднес ее ладонь к губам. Кожу обожгло поцелуем. — Расскажи мне: что еще за чары, которые подчиняют драконов?
Глава 19. Свидетель
Сегодня важный день. Будет слушание по делу работорговцев, и я планирую внести в него свой посильный вклад.
Сперва предполагалось, что процесс обойдется без меня. Каннингем даже прозрачно намекнул, что мое участие скорее повредит. Мол, слово бывшей проститутки против слова уважаемых людей. А Рой долго ругался и расписывал, как свидетельские показания уничтожат остатки моей репутации.
Наверняка он прав. Участие в процессе напомнит людям, кем я была совсем недавно и повредит бизнесу. Но я должна. Ради Даяны и сотен других девчонок, которым повезло меньше, чем мне. Они заслужили справедливость.
Пришлось в обход слишком заботливого опекуна обратиться напрямую к прокурору. Он обещал, что вызовет меня, если слушание того потребует. Основным свидетелем обвинения все равно остается Наиля. Моя задача скорее морально поддержать девочку.
Я бросаю последний взгляд в зеркало. Элегантное платье, дорогое, но не кричаще роскошное. Волосы стянуты в простой узел, минимум косметики. Респектабельный и строгий образ — судье должно понравится.
Уже на выходе из дома меня останавливает один из рабочих.
— Госпожа, подождите! Вы должны это видеть!
— Извини, нет времени. Кроме того, ремонтом занимается сестра Катрин.
— Но ее со вчерашнего дня никто не видел, — громила умоляюще протягивает руки, что смотрится несколько комично, учитывая его габариты. — Пожалуйста, это важно.
Вздыхаю.
— Ну что там?
— Это… не объяснить так просто. Надо видеть.
— Ладно, пять минут. Показывай.
В саду и вправду твориться неладное. За последние дни я так привыкла к стуку молотка и визга пилы, что тишина вокруг флигеля наводит на нехорошие мысли.
Распахиваю дверь, влетаю в помещение. И останавливаюсь в недоумении.
За исключением строительного мусора, флигель в полном порядке. Ремонт полностью закончен — одна серьезная уборка, и можно устанавливать оборудование.
— Так что ты хотел показ…
Удар по голове.
Темнота.
***
Наиля поежилась, огляделась. Даже внутри мрачное здание суда навевало трепет.
Господин Каннингем привел ее в эту комнату, попросил подождать и ушел. Потому что высокорожденной ашият неприлично оставаться наедине с мужчиной, который ей не муж и не родственник. А леди Эгмонт опаздывала…
Девушка нервно покосилась на часы. Еще десять минут до начала.
А потом… потом придется встать перед людьми и рассказывать. Вспоминать о своем позоре: недели в вонючем трюме, рабские торги.
Леди Эгмонт повторяла: в том, что случилось не было вины Наили. Виноваты негодяи с "Корунда" и те, другие, смотревшие на Наилю, как на живой товар. И вопреки всему, чему учили с детства, рабство омерзительно и противоестественно.
