* * *
Но в гранит «одевалась» не только Нева, но и улицы Петербурга.
Город продолжал расти, причем не только «вширь» за пределы своих старых границ, но и «вглубь» — застраивались свободные площади внутри города. Андрей Болотов рассказывает, как очищали территорию вокруг только что построенного нового Зимнего дворца, чтобы только что ставший императором Петр III с супругой и сыном могли переехать туда. Он пишет: «Луг сей был превеликий и обширный, лежавший пред дворцом и адмиралитетством и простиравшийся поперек почти до самой Мойки, а вдоль от Миллионной до Исаакиевской церкви. Все сие обширное место не заграждено еще было тогда, как ныне, великим множеством сплошных пышных и великолепных зданий, а загромождено было сплошь премножеством хибарок, избушек, шалашей и сарайчиков, в которых жили все те мастеровые, которые строили Зимний дворец, и где заготовляемы и обрабатываемы были и материалы. Кроме сего, во многих местах лежали целые горы и бугры щеп, мусора, половинок кирпича, щебня, камня и прочего всякого вздора». Тогда было объявлено, «чтоб всякий, кто только хочет, шел и брал себе безданно, беспошлинно все, что тут есть: доски, обрубки, щепы, каменья, кирпичья и все прочее. Государю полюбилось крайне сие предложение, и он приказал тотчас сие исполнить». Горожане живо откликнулись на это предложение: «Вмиг тогда рассеваются полицейские по всему Петербургу, бегают по всем дворам и повещают, чтоб шли на площадь перед дворцом, очищали бы оную и брали б себе, что хотели.
И что ж произошло тогда от сей публикации?
Весь Петербург власно как взбеленился в один миг от того. Со всех сторон и изо всех улиц бежали и ехали целые тысячи народа. Всякий спешил и, желая захватить что-нибудь получше, бежал без ума, без памяти, и, добежав, кромсал, рвал и тащил что ни попадалось ему прежде всего в руки и спешил относить или отвозить в дом свой, и опять возвращаться скорее. Шум, крик, вопль, всеобщая радость и восклицания наполняли тогда весь воздух, и все сие представляло в сей день редкое, необыкновенное и такое зрелище, которым довольно налюбоваться и навеселиться было не можно. Сам государь не мог довольно нахохотаться, смотря на оное: ибо было сие пред обоими дворцами — старым и новым, и все в превеликой радости, волокли, везли и тащили добычи свои мимо оных. И что ж? Не успело истинно пройтить нескольких часов, как от всего несметного множества хижин, лачужек, хибарок и шалашей не осталось ни одного бревешка, ни одного отрубочка и ни единой дощечки, а к вечеру как не бывало и всех щеп, мусора и другого дрязга и не осталось ни единого камушка и половинки кирпичной. Все было свезено и счищено, и на все то нашлись охотники. Но нельзя и не так! И одно рвение друг пред другом побуждало всякого спешить на площадь и довольствоваться уже тем, что от других оставалось. Коротко, самые мои люди воспринимали в том такое ж участие, и я удивился, увидев ввечеру, по возвращении своем на квартиру, превеликую стопу, накладенную из бревешек, досток, обрубков и тому подобного, и не верил почти, чтоб можно было успеть им навозить такое великое множество. Словом, дрязгу сего было так много, что нам во все пребывание наше в Петербурге не только не было нужды покупать дров, но мы при отъезде столько еще продали оставшегося, что могли тем заплатить за весь постой хозяину».
При императрице Екатерине вдоль Невы возвели новый дворец Эрмитаж, корпус Лоджий Рафаэля и Эрмитажный театр. Вблизи Царицына луга появился Мраморный дворец. В середине XIX в. на набережной Невы появятся дворец великого князя Владимира Михайловича и Ново-Михайловский дворец.
В 1819–1829 гг. Дворцовую площадь «замкнуло» здание Главного штаба, возведенное по проекту К.И. Росси. Арку украшала квадрига триумфатора, в ознаменование победы в войне 1812 г. Тому же событию посвящен и «Александрийский столп» — колонна со статуей ангела, украсившая центр площади в 1834 г. От прежнего луга остался только узкий сквер перед Адмиралтейством.
Царицын луг между Невой и Летним садом так и остался незастроенным. Здесь при Павле, а потом и при Александре проводились учения и парады, за что и получил название «Марсово поле». У Пушкина в «Медном всаднике» читаем:
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою.
В то же время на сохранившихся нетронутыми болотистых лугах вблизи от центра города… пасли коров. Охтенские молочницы продолжали исправно снабжать город молочными продуктами, но хозяйственные петербуржцы и петербурженки предпочитали держать дома свою корову и пить по утрам парное молоко. Некоторые хозяйки, особенно заботившиеся о своей скотине, отправляли ее на пароме через Неву погулять на Петроградской стороне, которая стала предместьем города, застроенным деревянными домами и дачами. Вот как описывает эти места автор, живший в начале XIX в.: «Там, где мелкая излучистая Карповка, отделяясь от Невы, влечет струи свои, местами светлые, как серебро, местами несколько мутные от илистого дна ее, где с тихим приятным шумом, сладким для сердца чувствительного, омывает она зеленую травку и пестренькие цветочки тенистых берегов своих, там, повторяю я, выдается небольшой мыс, несколько перед прочими местами возвышенный. Поверхность его покрыта прелестною травкою и цветочками и украшена молодыми березками, цвет зеленых листьев коих столь нежен, что солнечные лучи, преломляясь об оные, отражают блеск золота, а кора столь бела, что представляет молодые кряжи их серебряными. С обеих сторон по берегу примыкаются две аллеи, из тех же самых березок составленные самою природою, которые, приближаясь к мысу, местами преломляются. Аллеи сии довольно густы: деревья, покрывающие мыс, также не редки и могут сокрыть от глаз проходящих по позади лежащей дороге счастье любовников — лишь единые птички, любезные обитательницы мест сих, могут быть свидетелями их восторгов и воспевать их счастье».
* * *
Вдоль Мойки и Миллионной улицы вырос целый ряд особняков русской аристократии. В один из них приехали на бал князь и княгиня Лиговские, герои повести Лермонтова. Произошло это примерно в 1830-х гг. «…Она жила на Мильонной в самом центре высшего круга. С 11 часа вечера кареты, одна за одной, стали подъезжать к ярко освещенному ее подъезду: по обеим сторонам крыльца теснились на тротуаре прохожие, остановленные любопытством и опасностию быть раздавленными…». Зеваки смотрели «на разных господ со звездами и крестами, которых длинные лакеи осторожно вытаскивали из кареты, на молодых людей, небрежно выскакивавших из саней на гранитные ступени…».
Особняки аристократов строились и по обе стороны Невского проспекта от Дворцовой площади до Фонтанки. Среди них были роскошные дворцы, например дворец Строганова или Шереметьевский. Но большинство представляли собой просто каменные трехэтажные дома со скромным, хотя и элегантным декором. Они сдавались внаем семьям аристократов. На первом этаже размещались кладовые и хозяйственные помещения, на втором этаже — «в бельэтаже» — находились парадные комнаты. На третьем этаже устраивали детскую и комнату для прислуги. Во дворе стояли конюшни, мог быть выкопан ледник, наполненный льдом с Невы. Одним из таких домов особняк князей Волконских — «на Мойке близ Конюшенного мосту», которому суждено было стать последним приютом Пушкина в Петербурге.
