Из кухни высовывается тётина голова.
– Пепа, на небе туча.
– Знаю, мамочка, просто... – тётя Пепа взволнованно всплёскивает руками. Тревоги в ней накопилось на целую бурю. Вот она уже моргает, и по щекам катятся первые мокрые капли.
– Ну Пе-епа, – просит бабушка дочь. – Хотя бы постарайся взять себя в руки, что ли...
– Просто Антонио куда-то запропастился!
– Сейчас найду! – вскакивает Мирабель. С ней Антонио обычно неразлучен, обожает её до беспамятства. Что хорошо. Всё-таки когда у тебя нет дара, но есть поклонник, то как-то легче жить. Интересно, правда, как оно повернётся, когда (если?) у Антонио появится свой дар?
– Нет уж, Мирабель, – поворачивается к ней бабушка, – давай-ка ты лучше, хм, приведёшь себя в порядок. – Она окидывает Мирабель взглядом с ног до головы: из одежды торчат нитки, на юбке чёрное пятно от золы после аварии с поделкой.
– Да мне несложно поискать. Я только рада! – упрямится Мирабель.
Как же мне её жалко. Она действительно искренне хочет помочь, но, как правило, это заканчивается, скажем так, не очень удачно. Надеюсь, день дара пройдёт для Антонио чудесно, идеально – как прошёл когда-то мой. Я ведь была первой внучкой, и бабушке не терпелось узнать, что же у меня будет за способность. И она так гордилась, когда мою дверь увили лозы с цветами. Помню, захожу вместе с родителями и бабулей в свою новую розовую комнату. Все охают-ахают от красоты, вокруг растения, всё такое живое. Комната была – да и есть – просто прекрасная... С тех пор мой дар для меня – всё.
– Знаю-знаю, что хочешь помочь, внучка, – говорит моей сестре бабушка. – Но сегодня всё должно пройти без сучка, без задоринки. Понимаешь меня? – Мирабель кивает. – На нашу семью ведь весь город полагается, на наши особые способности. Ты нам очень поможешь, если... – Она задумалась. – Наверное, если не будешь вмешиваться. Пусть уж лучше остальные сделают как следует то, что умеют, ладно?
У Мирабель такой вид, точно у неё отняли последнее пристанище в жизни. Пытается выдавить улыбку, но видно, что натянутую.
– Ну да, хорошо, – мямлит она и тащится к себе в детскую.
– Пепа, дорогая, – зовёт бабушка. Про Мирабель она уже забыла. – Ветер поднимается!
– Мамочка! – слышится новый голос. Стоило двери закрыться за Мирабель, как из кухни показывается наша мама, вытирая руки о передник. – Помягче с Мирабель, ладно? Для неё сегодня трудный день, ты знаешь.
– Джульета, – отвечает ей бабушка, – если сегодняшнее торжество закончится плохо, то день будет трудный для всех нас.
Вспоминается опять день дара Мирабель, то самое торжество десять лет назад. Мы все так волновались. А в конце – ничего. Она подошла к двери той комнаты, что должна была стать её, – и ничего не произошло. Только дотронулась до ручки, и волшебство рассеялось. Бабушка тогда просто отвернулась.
Долорес, наша кузина, рассказывала мне потом, что слышала ночью, как Мирабель рыдала у себя в детской. Не представляю даже, каково это, не иметь собственной комнаты. Застрять в старой детской. Неужели она так и будет жить в ней всю жизнь?
Глава 3
Мирабель
НЕ УСПЕЛА ЗАКРЫТЬ ДВЕРЬ в свою комнату, как из патио слышится вдогонку голос бабушки: «...День будет трудный для всех нас».
Она права. Хлопаю дверью, плюхаюсь на кровать. Взгляд упирается в потолок; он у меня разрисован радугами тёти Пепы, цветами Исабелы, валунами Луизы, тарелками душистого маминого риса с курицей.
Переворачиваюсь на живот. В голове звенит голос бабушки: «Ты нам очень поможешь, если не будешь вмешиваться». У стенки стоит собранный чемоданчик с вещами Антонио, пара плетёных корзин с пожитками – всё готово к переезду в новую комнату. К переезду, которого у меня никогда не будет. Видимо, я последняя из рода Мадригалей, кто останется жить в обыкновенной, неволшебной детской. Я застряла в ней навсегда. Одна. Вон из корзины торчит малюсенький ботиночек Антонио... Как же я буду скучать по его милому сопению, по его звонкому смеху с утра! Кстати, где он?
Из-под кровати раздаётся шорох. Улыбаюсь. Так и знала: уж я-то его найду.
– Комод, – командую я, – свёрток.
Что ж, пусть моя комната и не волшебная, как у остальных, но любимая наша Ка- сита послушно распахивает комод, стукает по верхнему ящику куском штукатурки, и из него, как из катапульты, летит ко мне в руки запакованный свёрток.
– Спасибо.
«Шор-шор», слышу снова. «Шух-шух», – доносится из-под кровати. Продеваю пальцы в петли лент на свёртке и осторожно спускаю его над краем кровати.
– А тебя все ищут. – Покачиваю рукой со свёртком. Помню, когда я была маленькой, подарки любила до жути. – Этот подарок самоуничтожится, если ты не развернёшь его через три... два... один...
Из-под кровати высовывается маленькая ручонка. А потом снова исчезает вместе с подарком. Я со смехом забираюсь следом под кровать и сворачиваюсь клубочком в обнимку с моим маленьким двоюродным братишкой.
– Вот ты где. Волнуешься?
Малыш пожимает плечами, не отрывая глаз от подарка.
– Тебе не о чем волноваться.
Кивает, по-прежнему не поднимая на меня глаз.
Вот уж ему точно нечего переживать, что останется, как я, без дара. Он ещё такой маленький – мне так хочется, чтобы он просто получал удовольствие от своего праздника.
– Тебе обязательно достанется волшебный дар, – заверяю я братишку, – и ты откроешь свою новую комнату. Это будет самый потрясающий день твоей жизни. Точно-точно.
Антонио бурчит что-то неразборчивое.
– Что-что?
Он такой застенчивый, очень тихий мальчик. Тётя Пепа иногда за него серьёзно волнуется (что причиняет немало неприятностей с погодой). Но мне кажется, все растут со своей скоростью. И голос обретает каждый, просто в своё время.
– Что, если не выйдет? – тихо повторяет Антонио.
– Ну, в таком совершенно невероятном случае ты просто останешься здесь, в детской. Со мной. Достанешься мне, дорогая. – И я сжимаю его маленькую смуглую ладошку в своей.
– Жалко, что у тебя нету своей комнаты, – шёпотом лопочет Антонио.
– Ну что ты, не надо меня жалеть. У меня есть замечательная семья, замечательный дом, замечательный ты. – Не хочу, чтобы Антонио что-то печалило или пугало. Но ещё меньше хочу, чтобы моё несчастье повторилось с ним. И я говорю ему с воодушевлением: – Для меня будет куда большей радостью увидеть, как ты получаешь свой особый волшебный дар и как открываешь свою собственную дверь. – По маленькому личику медленно расползается улыбка. – Но, увы! За эту радость придётся поплатиться самым лучшим на свете соседом по комнате.
Кивком указываю ему на подарок, который он всё ещё сжимает в ручках. Антонио разрывает обёртку и открывает коробку. В ней лежит мягкий набивной ягуар – это я сама связала; Антонио крепко прижимает его к груди. Ягуар получился у меня немного бугристый и кривенький, но когда двоюродный братик на моих глазах сжимает его в объятиях, мне точно ясно: он и не должен быть идеальным. Для Антонио он будет идеальным в любом случае.
