– Безупречно, – повторяет бабушка.
Поправляю очки на носу. Семейство Мадригаль и впрямь выглядит безупречно. У каждого какой-то дар. Бабушка оглядывает своих детей и внуков, и улыбка не сходит с её лица. Почему она мне так не улыбается? Оглядываюсь по сторонам. Должно же быть что-то, чем я могу заслужить её гордость.
– Идёмте! – кричат вокруг. Возглас выхватывает меня из тягостных воспоминаний, я смахиваю слезу (хм, наверное, аллергия на что-нибудь в этих джунглях!). Нельзя выбиваться из семьи, надо найти способ заслужить себе место в роду Мадригаль. Разглаживаю юбку, волосы. Делаю шажок вперёд – встану, наверно, вот сю...
– Ну-ка все вместе: «Каси-и-ита!»
Хлопает вспышка, все сверкают улыбками... Кроме меня. Я в шаге от остальных, так и не успела попасть на фото.
* * *
Надо поскорей убраться подальше с вечеринки, пока я ничего не испортила. Сейчас лучший способ помочь остальным – не вмешиваться. Им я там не нужна. Они меня там не хотят. Антонио проносится мимо верхом на ягуаре, точно ковбой, и грустная улыбка закрадывается на моё лицо. Даже Антонио обходится без меня замечательно. Пожалуй, ему и мой игрушечный ягуар больше не нужен, раз у него теперь есть настоящий. Крадучись выскальзываю из комнаты джунглей в тишину коридора. Едва дверь Антонио закрывается за моей спиной, как звуки фиесты внезапно смолкают, точно кто-то задул свечу.
Пойду в своё излюбленное укрытие. На крышу. Знаю одно место на галерее – если перекинуть там ногу через перила, а потом ухватиться за водосточную трубу, то останется немного подтянуться – и ты на плоском козырьке над патио. Отсюда видно всё, что творится внизу; но, самое главное, отсюда совершенно не видно меня. Черепица ещё горячая после дневного солнца; скидываю сандалии, погружаю ноги в тепло. Подо мной раскинулся Энканто. Деревья – лишь тени, но цветы Исабелы усеяли лозы на стенах и сияют во тьме. На той стороне дома, через патио, видна бабушкина комната. Сама бабушка ещё на празднике в честь Антонио, но свеча семьи Мадригаль, как и всегда, ярко горит в её окне. Свеча никогда не тает, не капает воском и не гаснет.
«Эта свеча заключает в себе чудо, ниспосланное нашему роду, – сказала мне бабушка в день моего пятилетия, в тот день, когда я должна была получить дар. Помню, я спросила у неё, почему чудо вообще нам явилось. – Оно явилось благодаря любви, жертве и обету твоего дедушки – обету, который Педро дал в ночь появления на свет наших детей. Он обещал, что мы найдём новый дом и наших детей будет ждать лучшая жизнь. – Помню, как заблестели глаза бабушки, когда она заговорила об этом. – И когда мы потеряли его, бытие решило, что его обет должен быть исполнен. – Даже сейчас я снова чувствую тепло бабушкиной руки, когда она коснулась моей щеки. – Тогда свеча наполнилась волшебной силой и возгорелась вечным пламенем», – сказала она напоследок.
И теперь вид волшебной свечи в окне бабушки одновременно утешает меня и напоминает о том, что я лишена дара.
Р-рак!
Что это? Звучит нехорошо. Оборачиваюсь – а, нет, это всего лишь тукан. Тукан кивает головой и кракает... Ладно, может, всё на самом деле в порядке, это просто я опять принялась за своё любимое «у всех дар, у меня ничего».
– Театр одного актёра, – замечаю вслух. Тукан гогочет. – Ну вот, и публика довольна.
Поднимаюсь на ноги, собираюсь обратно в дом...
Р-рак!
Одна черепица откалывается и летит вниз, во двор, я замираю. Вот это уже точно нехорошо. Спешу вниз в патио. Вечеринка в комнате у Антонио в полном разгаре; здесь же, внизу, совершенный беспорядок. Повсюду следы бурного торжества: цветы, перевёрнутые скамейки... А вот и отколовшаяся черепица. Разбилась на два куска – поднимаю один. Ай! Порезалась об острый край! Обвожу глазами дом.
– Касита? Ты в порядке?
Протягиваю руку, поглаживаю стену двора. Обычно Касите это нравится.
Но Касита не выказывает никаких признаков удовольствия. Вместо этого под моей ладонью трескается штукатурка.
– Касита?
Та-ак, теперь сомнений нет: что-то не в порядке.
Р-рак!
Треск усиливается. Сверху падает ещё одна черепица и разбивается о кирпичную кладку в патио. На стене уже несколько трещин, и они растут. Причём все – вдоль стены, в сторону лестницы на галерею.
Р-рак-к!
Сотни трещинок разбегаются вверх вдоль ступенек, к дверям членов семьи. Спешу следом за ними по лестнице. Что-то пошло из рук вон плохо, это точно. Ужасно боюсь за Каситу. За семью. Господи, пусть у всех всё будет хорошо, пусть все будут в безопасности. Только эти трещины, они как-то не похожи ни на хорошо, ни на безопасность. Они достигают двери Исабелы, точно спотыкаются о цветы, но тянутся дальше. Бегу за ними. Трещины минуют дверь, о которой мы не говорим, и паутина на ней дрожит, точно от ветра. Впереди комната бабушки со свечой в окне. Трещины спешат к ней, дробятся и разбегаются в нетерпении. Приближаюсь к бабушкиной двери, и свеча на моих глазах начинает... угасать? Замираю на месте, тру веки. Должно быть, мне это видится. Открываю глаза пошире – нет, угасает. Капельки воска скользят по свече, которая вообще-то никогда не тает. Свеча Мадригалей понемногу гаснет.
Глава 6
Исабела
КОМНАТА АНТОНИО просто чудесна. Напоминает мою немного, только не такая пёстрая. Ну и, конечно, животных больше. Если у меня клумбы – у него деревья. Если у меня аккуратные кустики роз – у него спутанные лианы. Если у меня свет кажется лиловым из-за тысячи орхидей, у него светят жёлтым фонари и отливают зелёным кроны и стебли. Если в моей комнате веет лёгкий бриз, чтобы температура всегда оставалась идеальной, у него порывы сурового ветра сменяются горячим штилем. В его комнате постоянное движение: вечно кто-то носится, качается, прыгает, лазает. Высматриваю Антонио; мальчуган прямо светится от счастья. Запрыгивает на ягуара верхом, и вдвоём они скачут по лесной комнате, перемахивая через цепочку из капибар, точно через препятствия, а потом весело плещутся в искристых ручьях. Братишка вопит от восторга.
Прекрасно понимаю, что он сейчас чувствует. Помню сама, как была счастлива, когда впервые увидела свою волшебную комнату. Сколько себя знаю, всегда любила цветы, и когда оказалась буквально ими окружена, была в полном восторге. Помню, как вертелась волчком от упоения, как кружилось моё нарядное белое платьишко, как бабушка с мамой мне улыбались. Да, день дара – это самый волшебный, самый важный момент в жизни каждого Мадригаль. Только он и делает тебя настоящим Мадригаль.
Ну, кроме, конечно, Мирабель. В её случае... Хм, она, пожалуй, тоже настоящий Мадригаль, просто как бы немного другой.
О, мамочка зовёт. Сразу иду к ней; не люблю заставлять людей ждать.
Мамочка тыкает в меня вафельным сэндвичем, из которого капает крем.
– Ой, нет, спасибо, – отказываюсь как можно вежливее. – А то потом всё платье липкое будет.
