– Там был еще кто-то? – тихо спросила я.
– Что? – Женевьева склонилась надо мной. – Что ты сказала, милая?
– В моей квартире, – повысила я голос, – был кто-то еще?..
– Больше никого, – покачала она головой, – только ты и огромное количество крови. Ты была серьезно ранена…
– Это не только моя кровь. Там был…
Вампир.
– Парень.
– Кто? – Джи нахмурилась. – Какой?
– Помнишь того парня в баре? В «Давилке»…
– Это от которого ты захотела поскорее удрать домой?
– Да… Вчера мы встретились в клубе. – Я не стала упоминать про странный магнетизм, почти чары, под которые попала. – Он… он уку…
– Что?
Я замолчала. Джи ободряюще улыбнулась, но язык не поворачивался сказать правду. «Он вампир, и он укусил меня, пока мы трахались». Во второй раз за время нашей дружбы я приняла решение умолчать о чем-то важном лишь потому, что это не вписывалось в рамки нормальности. В качестве компромисса я протянула руку, свободную от катетеров, к шее. Пальцы нащупали странную чужеродную бороздку на коже.
– Тебе наложили швы, – пояснила Джи.
«После такого – удивительно, как еще голову обратно пришивать не пришлось», – тоскливо подумала я. Мы обе замолчали, слушая писк приборов. В открытое окно задувал легкий ветерок, пахнущий опавшими листьями. Я потянула носом воздух: в палату проникали ароматы сырой земли, рододендрона, кедра, а Джи рядом пахла любимым парфюмом. Весь мир превратился в запахи, я щупала его обонянием, даже не задумываясь о том, что в принципе не могу чувствовать так много и сразу.
– Когда меня выпишут? – спросила я.
– Они сказали, что тебе придется провести в больнице несколько дней. – Джи неопределенно пожала плечами и встала. – Лив, приемное время…
– Да…
– Ты правда в порядке? – Она обошла койку и заглянула мне в лицо, но я слабо мотнула головой и постаралась убедительно улыбнуться.
– Я просто устала.
Джи просияла и, погладив меня по голове, удалилась. Я смотрела ей вслед со странным чувством – еще никогда я не утаивала от своей лучшей подруги так много.
* * *
Полдня я дремала, переживая один и тот же кошмар: кто-то мягко обнимал меня, тянул сквозь толщу воды к поверхности, шептал на ухо бессвязные слова и песню, эхом отдающуюся в голове. Я покорно позволяла тащить себя вверх, тупо глядя на светлые отблески, танцующие по волнам, а серебристые пряди обвивались вокруг моих лодыжек и бедер, как водоросли. Собственные волосы черной тучей висели перед глазами. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался темный океан.
В мглистой тьме что-то клубилось и двигалось вперед, пожирая пространство, погружая его в дурно пахнущее ничто.
– Посмотри на меня, – шептал голос, – обернись…
Каждый раз, просыпаясь, я хваталась за шею, ожидая увидеть на пальцах кровь, но вокруг все было чисто.
Я полагала, что должна чувствовать что-то необычное, но нет: бурлила кровь в венах, работали органы, мозг раздавал им указания и содрогался от ужаса при мысли, что по организму сейчас распространяется нечто непонятное.
Вечером я очнулась от того, что подушка промокла. Полная дурных предчувствий, я потрогала шею и взглянула на пальцы: рана открылась, и все вокруг было в крови.
– Сестра! – закричала я не своим голосом. – Сестра! Кто-нибудь!
Как оказалось, поводов для беспокойства не было. Однако, заново накладывая швы, лечащий врач недовольно бурчал под нос.
– Материал обычный… Рана тоже… Странно…
– Доктор, – прошептала я, вздрагивая каждый раз, когда изогнутая игла входила в кожу, – как вы считаете, чем меня ранили?
– Я бы сказал, что вы потерпели неудачу в схватке с диким животным, – пробормотал врач.
«Дикое животное». Так вот как теперь я могла называть любовника, чуть не ставшего моим убийцей.
* * *
Так прошло пять томительных дней, в течение которых меня то и дело навещали знакомые и врачи, проверяющие, как поживает рана. Она поживала скверно: раз за разом швы растворялись, словно их поливали кислотой, пока однажды все не закончилось. Рана стремительно затянулась, оставив после себя бледный рваный шрам.
– Ничего не понимаю. – Врач двумя пальцами надавил на след, покрытый бахромой засыхающей крови. – Ведь она была здесь… Определенно! Вот следы от иголочных проколов… Она выглядит так, словно заживает уже долгое время!
– Меня не спрашивайте, – мрачно отозвалась я, морщась от его бесцеремонных тычков. – Если бы я знала, в чем дело, то не сидела бы перед вами с таким лицом.
Слухи о чудесном исцелении девушки из палаты двадцать три облетели весь госпиталь, став камнем преткновения в научных дискуссиях и предметом религиозных споров. Было забавно слушать, погрузившись в чтение брошюрки, что, с одной стороны, это может быть особенностью организма, а с другой – происками дьявола.
– Значит… – Джи выжидающе посмотрела на меня, расплываясь в улыбке. – Тебя выписывают завтра?
– Ага. – Я была бы счастлива, если бы меня не глодал червячок необъяснимого страха. – Американская медицина творит чудеса.
– Боже, храни Америку, – нараспев произнесла Джи, и мы обе засмеялись. – Я рада видеть тебя снова улыбающейся.
Я рассеянно усмехнулась. Нельзя было показывать кошмарное, искаженное ужасом лицо, томящееся под этой маской счастливой улыбки. От пережитого потрясения Джи утратила проницательность, поэтому ее ни капли не насторожило такое быстрое выздоровление – наоборот, она уверовала в то, что это целиком и полностью заслуга врачей, хотя они сами ломали головы над загадкой.
– Все возвращается на круги своя. – Джи вздохнула и перебросила волосы вперед. – Джейк звонил?
– Нет, – я вздохнула. – Наверное, он сильно болен. Холли сказала, что он не выходит из своей комнаты и Шерил сама ему носит поесть.
– Больной Джейк… – Джи покачала головой. – Это вообще возможно в нашей реальности?
– М-м… Надо бы навестить его. Но я не уверена, что меня пустят на порог…
Джи прочесала рукой прядь волос. Я сонно проследила, как бледные пальцы, словно акульи плавники, рассекают блестящую черную гладь. Как же хотелось спать…
На следующий день я вышла на крыльцо больницы с таким ощущением, словно была первым ступившим на лунную поверхность. Стоял чудесный осенний день, хрусткий и звонкий, сияющий и золотой, как церковный колокол, – то тут, то там можно было увидеть пациентов, счастливо воссоединяющихся с семьями. Мысленно порадовавшись за них, я поискала взглядом своих: Джи стояла у машины, а рядом с ней – Холли с огромным букетом фрезий. Увидев меня, обе замахали руками.
– Привет, солдатик, – Джи дружелюбно толкнула меня в плечо кулаком, а потом обняла, – я так скучала по тебе в обычной одежде.
