– Третий этаж. – Наверху звякнула связка ключей, раздался щелчок отпираемого замка. – Дверь открыта.
Я поднялась по ступенькам, считая их и гадая, что мне предстоит услышать. Жажда информации поугасла, стало не по себе. Я понимала: здесь кроется что-то пострашнее банальных извращений или жажды убийства, и остается лишь надеяться, что Алекс будет достаточно откровенен с той, кого чуть не убил.
На лестничной площадке третьего этажа желтела полоска света из-под приоткрытой двери. Робко, как бродяжка, я зашла в квартиру Алекса.
– Проходи, – послышался его голос. – Сейчас я приду, и мы все обсудим.
Я сделала пару шагов по темно-зеленому ковровому покрытию. Что-то подсказывало: когда-то оно было более нежного цвета – когда-то, когда его пылесосили. В воздухе витали тонкий аромат духов и все тот же сладковатый запах разложения – отвратительный, но сейчас необъяснимо манящий. В небольшой прихожей, стены которой были обиты сосновыми панелями, царил уютный, но застывший во времени беспорядок. На тумбе перед зеркалом вразброс стояли стеклянные флакончики – многие были пустыми, но в некоторых все еще поблескивал потемневший парфюм; вокруг, как змеи, разложили свои кольца подвески на цепочках. Под вешалкой расположились черные туфли-лодочки и мужские стоптанные кеды; обувь так близко стояла друг к другу, что создавалось ощущение интимности, нежности между теми, кто носил ее. Из приоткрытого шкафа печально торчал рукав кофейного цвета кофты.
Под уголок зеркала воткнули полароидный снимок. Украдкой я посмотрела на него: красивая тоненькая девушка на набережной, вокруг стройных ног вьется подол шифонового платья, на шее – жемчужное колье, теперь пылящееся на тумбе рядом с флаконами. Копна пшеничных волос, взбитая ветром, даже сквозь фотографическую бумагу благоухала духами. Я взяла снимок и ощутила острую грусть. Квинтэссенция невинности, красоты и женственности – казалось, незнакомка даже движется как балерина. Все, чего так не хватало во мне, было собрано в одной девушке. Я перевернула фото и нашла на обратной стороне подпись, выведенную круглыми буковками:
– Эх, Санта-Моника, – раздался тихий голос у меня над ухом. Алекс стоял совсем близко, разглядывая снимок. На его губах играла улыбка.
– Кто это? – Я протянула фото ему.
Алекс помедлил с ответом.
– Алиса. Моя девушка. Отличный был денек: мы сбежали в Санта-Монику, к яркому солнцу, к пляжам… Тогда я ей сделал предложение на колесе обозрения, а она разбила мне сердце.
Я хмыкнула. Алекс, возвращая фото к зеркалу, нежно провел по нему пальцем.
– Пойдем. Нам предстоит нелегкий разговор.
Он открыл дверь в комнату и пригласил меня войти первой. Я огляделась: миленькая гостиная в коричневых и белых тонах, пол матовый от грязи. Я присела на край кресла и уставилась в небольшие прямоугольные окна. Небо, усыпанное мириадами звезд, казалось ненастоящим, будто кто-то натянул на Землю кусок блестящей парчи.
Алекс упал на диван и вытащил из-за клетчатой подушки бутыль с густой красной жидкостью.
– Даже не знаю, с чего начать… Так много информации, в которую я и сам не могу поверить до конца. До сих пор. Все это идет вразрез с обычной жизнью. Человеческой, я имею в виду.
Он отпил из бутылки и откашлялся. Я мрачно смотрела, как темно-красный напиток лениво сползает по стенке сосуда обратно на дно.
– Наверное, стоит упомянуть, что мне жаль, – начал Алекс. – Я не намеревался оставить тебя в живых тогда, ночью.
– Ах, какая откровенность, – насмешливо протянула я. – Тогда почему ты сбежал, как очнулся? Почему не добил меня? Все решил бы один удар.
Алекс сел поудобнее и сплел пальцы в замок. Его лицо было обманчиво сонным, но в глазах тлели угольки.
– Потому что не смог.
Внутри меня все клокотало от гнева. Не смог убить, но смог изувечить, и теперь решил рассказать все, что я должна знать, но не хочу. Я сделала усилие над собой, сдержав злость, и скривила губы в подобии улыбки.
«Мразь», – подумала я.
– Слушай внимательно. – Алекс откашлялся. – Начну с легенды. Все началось давным-давно, много-много веков назад. Жило на свете чудовище, кормящееся кровью и плотью живых, – среди наших его называют Древним. Страшная тварь, обладающая силой зверя и разумом человека, была неуязвимой – для всего, кроме яда из клыков сородичей. Древний обеспечил себе бессмертие, практически уничтожив целый вид, – оставшиеся ушли далеко в горы и густые леса, чтобы спастись. Теперь он, одевшись в плащ с капюшоном, мог свободно путешествовать по человеческим поселениям. Но однажды Древний встретил в бедной деревне невероятно красивую девушку с пшеничными волосами, голубыми, как бирюза, глазами и фарфоровой кожей, огрубевшей из-за тяжелой работы. Чудовище потеряло голову и выкрало девушку. Несколько недель оно насиловало ее и питалось ее кровью, не подозревая о грядущей опасности: украденная красавица превращалась в вампира, внешне оставаясь собой, но меняясь внутренне. Однажды она, одичав от боли и ужаса, укусила Древнего. Он впервые ощутил на себе действие собственного яда, а девушка поняла, что ей нужно делать, – она много раз слышала легенды об охотниках, вонзающих колья в сердца чудищ. Отравив слюной кинжал, найденный в пещере, она пробила им грудь чудовища. Древний погиб, а девушка, носящая в себе его дитя, вернулась в деревню, в свой дом на отшибе. В срок она родила здоровую дочку, но никому так и не рассказала о той роковой встрече. Она не стала кормить малышку грудью, надеясь заморить голодом, но сердце не выдержало горького плача ребенка. Однако девочка не принимала ни материнское, ни коровье молоко и худела на глазах, пока случайно не попробовала каплю крови, упавшую с порезанного пальца матери. Следующие полгода девушка нападала на бродяг и нищих и кормила ненавистное дитя. Когда деревенские поняли, что в хижине на отшибе творится какая-то чертовщина, они в гневе пришли к ее дверям, но застали лишь слабую одинокую девушку, сидящую за шитьем. Крестьянам было невдомек, что в этот момент где-то в чаще леса надрывалась от плача маленькая девочка, родившаяся шесть месяцев назад, но внешне выглядящая по меньшей мере как трехлетка. Мать не вернулась за ней, побоявшись, что дочь станет угрозой не только ее существованию среди людей, но и вообще жизни: много раз она ощущала на себе плотоядный взгляд малышки, от которого кровь стыла в жилах.
Я вспомнила детские крики из видений в темной квартире. По коже поползли предательские мурашки. Алекс продолжил:
– Малышку вывел из леса деревенский охотник, но дом, где жила ее мать, опустел – услышав о «чудесной» находке, она сбежала. Девочка стала пленницей своего голода – больше некому было кормить ее, поэтому охоте пришлось учиться самостоятельно. Она набрасывалась на прохожих по вечерам. Если она не заканчивала дело – выпив кровь, не вырывала сердце жертвы, – укушенные превращались в жуткое подобие живых мертвецов: не помня о нападении, они просто бродили повсюду, сжирали все, что видели, а позже теряли разум. Отныне для них существовал только голод.
