Алекс отпил из бутылочки и, прочистив горло, продолжил:
– Вскоре убийств стало столько, что люди уже не могли их игнорировать и отговариваться сказками о вампирах и демонах. За неведомым существом начали охоту. Обойдя всевозможные ловушки, девочка опять подалась в леса, где, обосновавшись в пещере, забылась глубоким сном. После пробуждения спустя век ею овладело только одно желание – найти мать. Возможно, причиной тому было острое одиночество. Она уже выросла и остановилась в прекрасном цветущем возрасте – навеки восемнадцатилетней, это помогало ей очаровывать людей. Чтобы заглушить чувство брошенности, она начала создавать себе слуг – вампиров, наделенных такой же силой. Со свитой из новорожденных чудовищ она вскоре нацелилась на соседнюю деревню, но оказалось, что век порождений ее яда недолог. Раздосадованная, она решила вернуться к проверенным способам: теперь ей служили живые мертвецы, которых она научилась создавать еще в детстве. Недолговечных она уничтожала – никто не должен был уподобляться верховной, Королеве. Однако были и те, кому удавалось избежать смерти, – передавая свое проклятье от человека к человеку, они сохраняли жизнь.
Алекс прервался, глядя в одну точку. Когда он вновь заговорил, голос звучал хрипло и жестко:
– Самопровозглашенная Королева повела армию на ближайшие города, утверждая границы своих владений. После очередного похода ей привели пленных, чтобы она сама отобрала себе жертв. Среди несчастных Королева приметила одного мужчину и потребовала его освободить. Безымянный незнакомец стал ее личной игрушкой – ведь потребность в совокуплении у представителей нашего… то есть ее вида выше человеческой в несколько раз. Через несколько месяцев Королева поняла: мертвый, казалось бы, организм подает знаки, что внутри него бьется второе крохотное сердечко. Обезумев, Королева спровоцировала выкидыш. Истекающую кровью обнаженную девушку нашли захватчики-кочевники, услышавшие нечеловеческие крики. Решив, что она – раненая пленница, они взяли ее с собой, что, конечно, было большой ошибкой: так ослабший, но все еще опасный вампир выбрался далеко за границы своих владений.
Алекс замолчал. Повисла густая тишина. Я не смела ее нарушать: воздух пах средневековьем, кровью и гнилью.
Бархатный балдахин. Высокие опоры кровати, испещренные царапинами и вмятинами. На грязной постели лежит мужчина, темноволосый, поджарый, жалко скорчившийся, будто поза эмбриона способна спасти его от неизбежного. Тень падает на скуластое лицо Любовника, он поворачивается ко мне. Глаза распахиваются в неподдельном ужасе. Это обжигает меня, как удар плетью.
– Здравствуй, – шепчу я ему. С плеч соскальзывает тонкая ткань платья, ласкает кожу, теплую, живую.
– Нет…
Он вздрагивает, когда я силой заставляю его перевернуться на спину.
– Отпусти меня!
Я склоняюсь над ним, нежно целую в сопротивляющиеся, посеревшие от страха губы. Пока руки мягко скользят по его телу, пока я обещаю только любовь и сказку. Он чуть успокаивается, но его напряжение все еще ощутимо и пахнет сталью. Я опускаюсь сверху, потому что знаю, что он готов снова любить меня – глаза влажно блестят то ли от похоти, то ли от слез. Я держусь за опоры, считаю волны. Подо мной, прямо о мой живот, бьется теплое море, невидимое и мягкое.
Раз, два. Я знаю, чего он хочет, и мы будем вместе навеки. Потому что я всегда получаю то, чего пожелаю. Еще пять волн – я запрокидываю голову, ловлю воздух. Море делается темным, угрожающим, мне почти страшно. Его руки несмело ложатся на мою талию, сейчас он действует сам. Никакого насилия – лишь игра. Каждый раз забывает, что ждет впереди, а я не спешу напоминать.
Над глазами, глядящими в потолок, плещется водная гладь. Пальцы с наслаждением впиваются в мягкую кожу Любовника, из-под ногтей струится кровь. Я опускаю взгляд на него, и то, что я вижу, отвратительно: его красные щеки, остекленевшие глаза. Сжав губы, я смотрю на это жалкое существо, называющее себя че-ло-ве-ком, скулящее и бьющееся, пресмыкающееся и отупевшее от наслаждения бесчувственными фрикциями. Пальцы сильнее впиваются в плоть, и существо кричит, выкатив побледневшие, выцветшие от жара глаза. Я стараюсь отодвинуться, несмотря на теплое ощущение внутри. Грубые руки жестко притягивают меня к себе, как тянет лапой миску жадная псина.
Жадность достойна наказания.
Склонившись над ним, я задыхаюсь от горячего, как воздух в пустыне, дыхания, скалюсь. Страсть оборачивается ненавистью, и я впиваюсь зубами в загорелую кожу. Стоны сменяются долгожданным воплем боли и ужаса – я вырываю кусочек плоти, наслаждаюсь сладким вкусом, какой бывает у крови только после оргазма. Пища богов, если бы только боги могли себе это позволить. Я вгрызаюсь в плечо любовника, терзаю его, несмотря на дикие высокие крики.
По лицу мужчины бегут слезы; он обмяк, похолодел и скорчился на простыне, как ребенок. Я склоняюсь над ним, и на заросшие щетиной щеки падают алые капли.
Где-то внизу море лениво подбирает волну.
– Что это было? – Я постаралась скрыть замешательство, но это не особо-то получилось.
– Что-то вроде… – Алекс пожевал губу, – коллективного разума.
– Ты… ты это тоже видел?
– Конечно. – Он поболтал в бутылке напиток и осушил ее. – Сущность имаго как бы… не совсем развита. По идее, мы одарены многим: общим с Королевой разумом, телепатией, обостренными чувствами, да и много чем еще. Но из всего этого развиты только способность видеть в темноте и сверхслух. Две другие способности время от времени пробиваются… но больше похожи на радиоволны сквозь помехи: что-то слышно, но непонятно что.
– Имаго? Что это такое?
Алекс сделал неопределенное движение руками, ища слова. Он выглядел обескураженным, как будто пытался объяснить ребенку, что такое небо.
– Имаго… Так нас назвал один из вампиров в Книге Смерти, цикл нашего превращения очень похож на цикл насекомых.
Алекс вышел из комнаты. Я не отрывала взгляда от места, где он только что сидел. Все это смахивало на бред. Имаго… вампиры… Красивые девушки, которых насилуют чудовища… «Были ведь легенды о драконах, крадущих красавиц, – вспомнила я. – А чем эта хуже?» Алекс вернулся, держа толстую книгу, такую старую, что становилось страшно – как бы не рассыпалась в руках. Перед глазами замелькали пожелтевшие страницы; время от времени почерк менялся – видимо, Книга обретала новых хозяев.
– Мэриан Барлоу, Книга Смерти. – Алекс поморщился, глядя на интересный рисунок, демонстрирующий череп в разрезе. – Написана первым имаго, сумевшим сбежать. Так сказать, Мать-антипод. Барлоу передавала свой дар от человека к человеку. Историю Королевы она изложила в этой Книге, которую впоследствии продолжили ее «дети». Все они здесь, – Алекс обвел пальцем длинный путаный столбик имен, – и я теперь тоже. – В конце вереницы синели буквы, выведенные шариковой ручкой.
– Подожди, а откуда она у тебя? – Я отвела взгляд от осыпающегося фолианта и сердито посмотрела на Алекса. – Украл?
