– У тебя обо всех изначально отрицательное мнение? – Он раздраженно закатил глаза.
– Не привыкла положительно думать о маньяках-убийцах.
– Я получил ее по праву, от другого имаго. Это долгая история. Я и моя девушка… – Алекс осекся.
Я неловко покашляла:
– Что?
– Сложно говорить. – Алекс вздохнул. – Однажды с Алисой у нас что-то не заладилось. Мы собачились и собачились, а потом я ушел. Провел ночь в баре… Напился в хлам. Заметил девушку, сидящую рядом за барной стойкой, мы разговорились. В общем, она вскружила мне голову, и я взял ее в туалетной кабинке.
– Фу.
– Я изменил той единственной, с которой хотел прожить всю жизнь. – Алекс нервно смял уголок странички и снова распрямил. – Эта девица располосовала мне горло и, пока я истекал кровью, свалила. Потом ты все знаешь: изменение предпочтений, режима, анатомии, психики. Я ничего не сказал Алисе, объяснил рану тем, что какой-то псих пырнул меня «розочкой» в шею. Обращение прошло тихо, временами я охотился, чтобы прокормиться, старался не попасться и выбирать в жертвы бродяг, а потом произошло то, за что я виню себя до сих пор. Приближалась спячка – момент, когда ты засыпаешь в коконе, чтобы завершить цикл превращения во взрослую особь. Алиса застала меня за тем, как я, голодный и полусонный, пил кровь из запасов – на охоту времени уже не осталось. Я набросился на нее, ранил, а Алиса, пытаясь защититься, ударила меня по голове шкатулкой. Я отрубился, и так закончилась прошлая моя жизнь. Когда я проснулся… ну, то есть когда я выбрался из кокона и сожрал его, то нашел Алису уже превращающейся в имаго. Она не знала, что с ней происходит, и просто сидела рядом с моей оболочкой, стараясь как-то нарушить ее целостность. Вместе мы отправились на поиски зацепок, способных что-нибудь объяснить, – сидеть на месте не позволяла какая-то внутренняя пружина. Знаешь это ощущение, будто тебе надо бежать – хоть куда, лишь бы двигаться, словно остановишься – и наступит смерть?
Я молчала. Конечно, это чувство не было знакомо мне, но иной раз что-то толкало идти быстрее по темной улице, заставляло судорожно перебирать ключи и в спешке царапать замок входной двери.
– В общем, после месяцев бесплодных поисков мы наткнулись на одну умирающую девушку. Таких страшных лиц, скажу я тебе, я не видел никогда: уже рассыпающееся, с высохшим левым глазом, рот щербатый, изуродованный. Она передала нам Книгу и рассказала обо всем, о чем знала – я и подумать не мог, что имаго настолько продвинулись в вековых поисках Королевы.
– Неужели ее так сложно отыскать?
Я не могла представить себе, как может остаться незамеченной девушка, которая сотни лет выглядит одинаково. Даже когда твоя знакомая на протяжении десяти лет никак не меняется, ты проникаешься шутливым подозрением и завистью… а тут? Невероятная красавица, не стареющая ни на морщинку…
– Королева умеет отводить глаза, – горько улыбнулся Алекс. – Ты никогда не видишь ее такую, какая она есть, не можешь даже разглядеть цвет глаз, волос, тон кожи. Какая она – бледная, смуглая или темнокожая? А глаза – зеленые, голубые, карие, серые? Ты видишь только размытый призрак, как если бы встретила на улице незнакомку и тут же забыла ее. В этом и есть самый ужас: ты даже не знаешь, как выглядит флакончик с ядом, который тебе необходимо уничтожить.
Алекс захлопнул Книгу и, отложив ее в сторону, взял стеклянную бутылочку. Выпив остатки одним глотком, он бросил ее; бутылка описала изящную дугу до стены и разбилась. Грязный пол оросили алые капли, а я ощутила смутный намек на тошноту.
– В общем, мы завладели книгой и знанием о том, кто мы такие. Я тут же влез в эту шкуру: мне переложили на плечи такую ответственность! Однако кое-что стало для нас с Алисой настоящим концом: в состоянии имаго наша любовь друг к другу исчезла, остались только привычка и привязанность. В Книге я прочитал об этом – последователи Барлоу именовали это «узами». Узы заключались между имаго и случайным человеком или другой особью – это что-то похожее на любовь, но извращенное, смешавшееся с потребностью иметь потомство, желанием убить и голодом.
– Ничем не отличается от настоящей любви.
– А ты любила?
– Нет.
Алекс пожал плечами, как бы говоря: «Ну и чего тогда об этом вообще говорить?» Я вспыхнула. Не любила никогда – и теперь уже не полюблю, лишь заключу узы с каким-то незнакомым человеком или вампиром.
– А как узнать, что ты… зауженный?
– Зауженный?! – Алекс горько рассмеялся. – В общем-то, ничего особенного не происходит: ты видишь ее или его, слабость в коленках, жажда, вдруг обо всем забываешь…
– Ты так говоришь, будто… – я замолчала.
Глаза Алекса влажно поблескивали и отсвечивали красноватым огоньком в свете лампы. Он встал с дивана и, взяв с комода один из газетных листов, присел рядом с осколками.
– Узы – чаще всего односторонний процесс. Ты как бы «зауживаешься», как ты выразилась, а этот узелок – нет. Ты вынужден чувствовать кого-то просто потому, что ваши организмы идеально подходят друг другу для размножения, но все это чушь: мы не можем размножаться, сколько бы ни спали друг с другом в каких угодно позах – да хоть зацепившись зубами за ветку оливы в полнолуние. Издевательство, по-другому говоря. Позднее зажигание.
Он поднял пару осколков и сложил на листок. Я наблюдала, как его длинные пальцы берут стекло, стараясь не пораниться, – поведенческие отголоски человеческой природы. Красивые руки, аккуратные движения. Я перевела взгляд на его лицо и испугалась: челка, нависшая над глазами, создала такую густую тень, что казалось, будто там ничего нет, кроме тьмы. Алекс встал, осторожно держа кулек с осколками, и перехватил мой взгляд.
– Так много информации, да? Я чуть не свихнулся, когда все это узнал.
– А что стало с Алисой? – не выдержала я, глянув на свои руки, лежащие на коленях. Даже не поднимая головы, я почувствовала, как Алекс напрягся.
– Она отказалась от еды, – ответил он. – Узнав, кем мы стали, она перестала питаться. Она сгорела очень быстро. Умерла, даже не впав в спячку.
Вот как? Ешь или умри – время сожрет тебя саму. Алекс взглянул в окно. Небо светлело, звезды меркли. На горизонте тлела вольфрамовой нитью узкая полоска рассвета, и я невольно залюбовалась этими теплыми красками. Как будто ночь и не наступала вовсе.
– На сегодня это все. Еда в холодильнике. – Алекс лег на диван и сложил руки под головой, словно собирался мирно вздремнуть. – Книга в твоем распоряжении. Захочешь уйти – я пойму, но все-таки расстроюсь. Умирать в одиночку, наверное, немного скучно.
– Почему ты думаешь… – Я пожевала губу, пытаясь подобрать слова. – Думаешь, что я поверю тебе? В твои слова… Они звучат как полная ерунда.
– Ты вольна верить во что угодно, – уклончиво ответил Алекс.
Он вздохнул и закрыл глаза. Тоненькой струйкой в комнату брызнул солнечный луч, и внезапно Алекс стал меняться. Его кожа приобрела сероватый оттенок; волосы поникли, прилипли к черепу, словно стали влажными, и потускнели. Веки, прежде тронутые романтичной тенью, почернели, губы покрылись сизым налетом. Превращение уложилось в несколько секунд, и вот на месте симпатичного мужчины лежит тело, мертвое, кажется, уже очень давно.
