Когда все двери в помещении были заперты – даже туалет, где томился спасенный паренек, – девушка улыбнулась, сверкнув белыми острыми зубами:
– Приятно познакомиться, уроды. Я сразу поняла, кто вы такие. Воняет от вас ужасно…
Она медленно двинулась по кругу. Улыбка, достойная глянца, исказилась, превращаясь в оскал – совсем как голографическая картинка из тех, которые коллекционируют дети. Я старалась смотреть только в жуткие светящиеся глаза и видела в них отражение себя самой. Глухо билось ее сердце, громче – сердце Алекса, стоявшего рядом. От незнакомки исходили волны непонятной силы, будоражащие каждый мускул.
– Не сотрясай воздух попусту. – Алекс казался спокойным, но я знала: он едва держит себя в руках.
Она сорвалась с места так быстро, что я испугалась. Алекс ловко уклонился и ударил ее кулаком в скулу. Девушка упала, но через секунду снова была на ногах. Тяжело дыша, она сверкала глазами, глядя то на меня, то на него. Я почувствовала, как закипает кровь в жилах, как сочится из желез яд. Взревев, я бросилась на девушку, но она предугадала это: ловко ухватила меня одной рукой за шиворот, второй – за пояс джинсов и отправила в полет. Позвоночник пронзила боль; столик подломился и завалился, погребая меня под обломками.
– Неважная у тебя помощница, – презрительно фыркнула девушка.
Все вокруг стало слишком ярким, пульсирующим. Я взглянула на левое предплечье – кровь струилась из широкого пореза, пачкала красный пол. Алое на алом. Я встала, пошатываясь, и бросила на противницу свирепый взгляд.
– Неужели ты думаешь меня вот этой штукой убить, а? – Девушка игриво закусила губы, глядя на Алекса. В руках у него угрожающе сверкали иглы шприцев.
Он атаковал справа, но она увернулась и ловко взмахнула рукой – шприц, прощально блеснув, исчез в недрах кафе. Я вытащила из кармана свою порцию физраствора. Один шприц треснул, но второй уцелел.
Девушка осклабилась. Алекс бросался на нее раз за разом, но снова и снова она ускользала от мощных ударов, будто была призраком.
– Кремень, – сказала она, играючи парируя очередной выпад, – но недостаточно…
Ее хрупкие руки с аккуратным маникюром превратились в хищные чудовищные лапы. Кожа на пальцах слезла тонкими лоскутами, обнажая бурое нутро. Имаго пошла на Алекса в упор, размахивая когтями так, что воздух наполнился громким свистом.
Зайдя со спины, я ударила ее в шею иглой. Поршень опустился, впрыскивая прозрачную жидкость в артерию. Перед моим лицом сверкнули безумные глаза; лапы схватили меня за горло и сжали с такой силой, что затрещали позвонки. Судорожно трепыхаясь, я попыталась ударить по этим светящимся зрачкам, нависшим надо мной. Где-то на периферии Алекс старался встать – кажется, ему сильно досталось, – но снова и снова падал. Руки стискивали горло, я почти почувствовала, как сминается трахея. Легкие вспыхнули, готовые лопнуть от нехватки кислорода, голова пошла кругом…
И все прекратилось.
Хватка ослабла, и я упала на колени, жадно глотая воздух. Горло ужасно болело, но единственное, что было важно сейчас, – это шприц, все еще торчащий в шее девушки. Она рухнула рядом и закричала, беспомощно корчась. Ее глаза, прежде похожие на жидкое олово, погасли, став обычными глазами подростка.
– Ты в порядке? – Алекс подполз ко мне на четвереньках, хватаясь за грудь. Я помотала головой, хрипло и часто дыша, сплюнула красный комок слюны и выразительно взглянула на имаго, все еще извивающуюся на полу.
– Это не Королева, – брезгливо сказал Алекс.
– Но как же ее…
– Безликий имаго… – Он рванул ворот рубашки на девушке, обнажая глубокую трещину, рассекшую маленькую грудь. – У нее есть такой же дар, как у Королевы, – отводить глаза, поэтому я не увидел ее.
– Дар? Как у тебя?
– Порой искореженная ядом психика имаго дает сбой, и рождается что-то вроде сверхспособности. – Алекс хмыкнул. – У меня это гипноз. У этой сучки – лицо Королевы.
Девушка заплакала. Я брезгливо смотрела, как с предплечья лениво сполз кусок кожи, сухой и тонкий.
– Я… – прошептала девушка, глядя на Алекса полными слез глазами. – Я умираю, понимаете?..
– Кому же, как не мне, понимать, – мрачно ответил Алекс.
– Я ни в чем не виновата… я пришла сюда на охоту… пожалуйста…
– Это физраствор. Слышала о таком? – Алекс грубо схватил ее за плечо и прислонил к стене. – Тебе будет так плохо, что ты молить будешь о смерти. Ноги и руки у тебя уже парализовало, да?.. Да. Не завидую.
– Они сделали меня такой. – Девушка шмыгнула носом. По ее щеке протянулась еще одна трещинка, тонкая, как паутинка. – А потом боль… и я пила кровь…
– Соберись, иначе я тебя ударю, – пообещал Алекс, сжав кулак. – Твои сопли меня нисколько не трогают.
– Я не хотела нападать. – Она беспомощно таращилась перед собой. – Я так голодна…
– Ты скоро умрешь, – сообщил Алекс. – Разрывы не затягиваются, они растут. Плоть становится все слабее и хрупче. Глупо же ты поступила, ввязавшись в бой.
Я опустила взгляд. Смотреть на залитое слезами лицо имаго было противно. Алекс отвернулся, в его глазах мелькнул огонек разочарования. Тронув меня за плечо, он тихо сказал:
– Лив, отопри все двери. И жалюзи подними. Пора отсюда смываться.
Избегая умоляющего взгляда имаго, я прошла по кафе, возвращая все на свои места. Звякнул колокольчик над дверью – Алекс выскользнул на улицу, под проливной дождь.
– Что теперь со мной будет? – причитала девушка.
Я промолчала. Отперев кухню, где прятались официантки, я бросила прощальный взгляд на девушку, и она встрепенулась, заметив это.
– Неужели вы бросите меня тут… вот так? – Это был уже визг. – Я не могу двигаться!
– Ты и так скоро умрешь, – безжалостно повторила я, отворачиваясь.
* * *
Алекс стоял под дождем, запрокинув голову, и часто дышал. Из его рта без перерыва струилась кровь; временами она пузырилась, пенилась, но ливень смывал ее с мертвенно-бледного лица.
– Ты как? – осторожно спросила я, выйдя к нему и поежившись. – Порядок?
Алекс болезненно усмехнулся. Меж его губ алела кровь, свежая, не тронутая дождем. Он медленно подошел ко мне и встал рядом, под козырьком.
– Внутреннее кровотечение. В кафе я еще держался, а сейчас совсем плохо. Переждем пару минут. Внутри заживает дольше…
Я кивнула и вздрогнула от холода. Мы стояли под узким дырявым козырьком, жалкие, мокрые, как птички, а за этой жестяной полосой город заливало ноябрьским дождем.
– Это чувство, – Алекс кашлянул, его губы снова побагровели, – когда ты думал, что идешь верным путем, но потом, перед самым концом, понимаешь, что ошибался, а времени что-либо менять уже не осталось…
