– Ты же знаешь, что вы не можете убегать вечно? – спросил он, спокойно подступив на пару шагов.
– Девчонка остается со мной, хотите вы этого или нет. Я буду защищать ее до последней капли крови – вашей либо моей.
– Ну, или до последней песчинки, – засмеялся бородатый.
Я мысленно ощупывал его, как слепой ощупывает предметы, находящиеся перед ним.
– Меня зовут Майло, – бросил бородатый, стряхнув с костюма пылинку. – Сегодня я ухожу, к сожалению. Печально, что не могу познакомиться с Юной Королевой…
– Стоять! – крикнул я, но не смог броситься следом. Передо мной возникла невидимая стена, сотканная силой мысли. Я надавил пальцем на воздух – и палец согнулся.
– Ты обладаешь неплохим даром, имаго, – засмеялся Майло, приближаясь к двери, – но меня тебе не переплюнуть.
Шагнув за дверь, он исчез.
…Холли ждала меня на пороге комнаты, с силой зажав уши. Когда я подошел, она отняла ладошки от головы и подняла вопросительный взгляд. Я кивнул, но забрызганная кровью одежда говорила за меня достаточно.
– Поехали? – прошептала она.
Я поднял ее, подхватив одной рукой под колени, а второй – под спину.
– Закрой глаза.
Холли застонала. Крылья ее носа затрепетали, стараясь сдержать поток отвратительного смрада. Я понимал ее, но мог только перешагивать растерзанные тела как можно скорее, чтобы не мучить ее слишком долго.
Наконец в ноздри ударил ледяной воздух. Запахло землей и морозом, слабый снегопад превратился в метель. Я усадил Холли на переднее сиденье арендованной машины и осторожно снял шарф с ее лица.
– Порядок?
Она открыла глаза: нежный голубой цвет горел новыми красками. Они светились. Так ярко они еще не сияли.
– Ага, – прошептала Холли.
– Нам нельзя тут оставаться. – Я повернул ключ в замке зажигания. – Один из ублюдков сбежал. Будь я проклят, если он не приведет подмогу, задержись мы здесь хотя бы на десять минут.
Прогретая машина мягко вырулила с парковки на шоссе. Скоро предстояло обменять ее на другую – нельзя было передвигаться на одном и том же транспорте. Снег налипал на лобовое стекло, но дворники тщательно сметали его, снова, снова. На это можно было смотреть вечно, как на маятник Ньютона. Я покосился на Холли: с безучастным видом она созерцала пейзаж, проплывающий за окном. Все время, проведенное в ипостаси имаго, я представлял себе Юную Королеву суровой и беспощадной тварью, сильной и непобедимой. Появление этого ребенка выбило меня из колеи. Успокаивал лишь один факт: под маской этой милой малышки дремала Королева. А вот как ее пробудить…
Мелькнул указатель, оповещающий, что мы покидаем Грейнджвилл. Вокруг простирались поля, припорошенные снегом; густой сухостой на них казался совсем рыжим. Вдоль дороги чернели столбы, похожие на высокие распятия…
– Алекс?
Я вздрогнул. Холли робко смотрела на меня. Откуда-то из-под ее рубашки раздалось глухое урчание.
– Я хочу есть.
– Возьми что-нибудь из сумки-холодильника, – отозвался я, сведя брови к переносице, – или мне тебя с ложечки покормить?
Холли вздохнула и, отстегнувшись, наклонилась к сумке. Чуть пошуршав там, она выпрямилась и с каменным лицом принялась пристегиваться обратно. Я глянул на нее:
– Кончились булочки?
– Кончилось все… – помотала головой Холли.
– Что?
Я съехал на обочину и обернулся к ней, стараясь скрыть изумление. Холли с готовностью подняла сумку на колени, чтобы я мог взглянуть на удручающую пустоту. Что тут скажешь? Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Холли молчала.
– Когда я брал тебя с собой, не подумал, какая ты прожорливая, – заметил я.
Холли не ответила. Я прикидывал, сколько придется ехать до населенного пункта, чтобы купить продукты. Денег было не очень много, каждый цент на счету. Холли издала странный булькающий звук, и я повернулся к ней.
Она сидела, раскинув руки, и содрогалась в жутких конвульсиях.
– Холли? – Я встряхнул ее за плечи и услышал жуткий, словно предсмертный хрип из глотки. – Холли!
С бледно-розовых губ брызнула пена, голубые глаза закатились, обнажив белки, пронизанные сосудами. Не зная, что делать, я снова потряс ее. Мелькнула мысль: нужно вытащить язык, пока она не подавилась, – так делают при эпилепсии. Крепко схватив Холли за подбородок, я сунул пальцы в ее приоткрытый рот.
– Давай же!
Язык трепыхнулся, как рыбка. Я выругался. Зубы Холли крепко и болезненно сомкнулись на моих пальцах, но я бесцеремонно пропихнул руку дальше и схватил склизкий извивающийся язык. Холли громко кашляла и хрипела, но, по крайней мере, теперь она не могла подавиться. Отчаявшись, я хотел ударить ее по щеке свободной рукой, но тут все прекратилось. Я замер, вглядываясь в распахнутые, сияющие двумя голубыми топазами глаза.
Холли сосала кровь.
Я отстранился и вытащил из ее рта пальцы. Укусы неприятно саднили, но я знал, что вскоре, хоть и не так быстро, как прежде, они затянутся. Холли так и сидела с приоткрытым ртом, сочащимся слюной.
– Эй… Холли. Эй.
Ее глаза погасли, губы снова сомкнулись. Я вытер мокрые пальцы о засаленные джинсы.
– Похоже, вопрос о твоем дальнейшем питании решился сам собой?
Холли моргнула. И расплылась в холодной, незнакомой, недетской улыбке.
* * *
К полудню метель улеглась, и унылое шоссе, окруженное все теми же унылыми степями и низкими синеватыми горами, стало нагонять вселенскую тоску. Холли мирно спала, но я все равно нервно косился на нее время от времени. Ее глаза источали свет, такой яркий, будто вся она состояла из чистой энергии. Взгляд Королевы – безумный, пронзительный и холодный – не подходил к нежному детскому лицу, создавал такое же нелепое впечатление, как голова бородатого мужчины на теле младенца. Я потер переносицу. Бодрствовать днем было невыносимо. Две недели мы ездили, и порой приходилось останавливаться во вшивых гостиницах и мотелях, спать днем, пока Холли смотрела мультики. Левая рука начала терять чувствительность. Сегодня я долго и с силой щипал ее, но тщетно – будто мнешь мешок с мукой. Это меня беспокоило – с одной рукой будет сложно отбиваться от слуг Королевы. С другой стороны, я уже достаточно пожил, даже для имаго… Из груди вырвался протяжный вздох: каждый раз при мысли об Оливии щемило сердце. Худшим было то, что я не знал, жива она или нет. На кого я оставлю Холли, если погибну сам?
В мыслях что-то шевельнулось, мелькнуло тенью и исчезло, оставив зияющую пустоту. Я резко нажал на тормоз. Машину занесло на мокром асфальте; Холли проснулась и закричала, а пейзаж вокруг смазался, как на смертельной карусели.
Страшный удар бросил меня на рулевое колесо. Крик оборвался.
