То шевеление. Слабое, нежное, как движение ребенка в материнской утробе. Я буквально видел пальцы, скользнувшие по красноватой мгле, скребущие околоплодный пузырь изнутри…
– Оливия? – прошептал я.
Надеяться не хотелось. Но разве у меня осталось что-то кроме надежды?
* * *
С рассветом пришлось опять решиться на кровопускание. Организм стал восстанавливаться медленнее: раньше кровь сворачивалась уже спустя минуту после повреждения сосудов, а сейчас ей нужно было минуты четыре. Что дальше? Десять минут? Полчаса? Кровопотеря – это общая слабость, черные мухи перед глазами, плохая координация. Это все осложняет бегство от врагов и путает сознание. Я размотал бинт и туго перетянул рану.
В дверь номера громко, бесцеремонно постучали.
Я обернулся, лихорадочно прислушиваясь. Кто-то тихо переговаривался, но я не слышал слов. Предчувствие захлестнуло, заставило судорожно завязать бинт узлом и тихо выйти из ванной. Кто-то долбил по лакированной двери кулаками, слишком настойчиво для горничной или администратора. Я подошел к безмятежно спящей Холли и потрепал ее по плечу. Едва она очнулась, я прижал к ее рту ладонь и покачал головой. Холли округлила глаза и покосилась в сторону сотрясающейся двери.
Я кивнул и ткнул пальцем в сумки на полу.
Сборы не заняли и двух минут. Накидывая куртку и судорожно ища рукава, я краем глаза следил за Холли, завязывающей галстук под горлом. Ее глаза, еще тусклые после сна, сверлили дверь взглядом, словно могли видеть ломящихся чужаков. Мы выскользнули на балкон. Высота второго этажа – уже само по себе прилично, так отель еще и стоял на холме, и под нами простирался крутой склон. Я облизнул губы. Что делать? Прыгать?
В дверь долбились уже с такой силой, что замок дребезжал, того и гляди готовый поддаться.
– Холли, прыгаем!
– Нет-нет! Я не буду!
– Послушай меня! – горячо зашептал я, чувствуя удары практически своей спиной. – Те люди желают твоей смерти. Они гонятся за нами, Холли! Если догонят…
Я умолк. Удары прекратились. Теперь за дверью кто-то глухо бубнил, а более высокий голос отвечал. Холли смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Я прыгну первым, а потом ты, ясно?! – Я переступил ограждение и дрожащей ногой нащупал карниз. – Увидимся внизу!
– Алекс!
Визг Холли утонул в свисте ветра. Падал я всего секунду или две, а вот приземление вышло совершенно неудачным: лодыжку резанула острая боль, ладони, упершиеся в землю, обожгло снегом.
– Холли, давай! – зашипел я снизу, размахивая руками. – Я поймаю!
Быстро перелезая через ограду, Холли споткнулась и с испуганным криком полетела вниз. Я раскинул руки, напряженно глядя на нее. Она рухнула прямо в мои объятия, и я застонал, почувствовав тянущую боль в теле. Холли виновато взглянула на меня:
– Порядок?
– Все супер. – Я поморщился, наступая на травмированную ногу. – Давай к лесу!
– А как же шоссе?
– Какое шоссе? За нами погоня!
Холли бросилась к темной полосе леса, стараясь скрыться в густой тени. Я, прихрамывая, ковылял за ней, то и дело оборачиваясь. На балконе отчетливо вырисовывались две фигуры, наблюдающие за нами, и я сглотнул кислый комок в горле. Почему они медлят? Дают нам фору? Это что, еще одна игра?
Мы углубились в реденький лес, петляя между деревьями. Снега здесь было совсем чуть-чуть – на коричневой траве лежал легкий слой, похожий на сахарную пудру. Я в панике подумал о следах, которые мы оставляли, но останавливаться, чтобы их замести, значило терять драгоценное время. Под ногами то похрустывал иней, то хлюпала мокрая земля.
– Все! Я… не могу… – застонала Холли, держась за бок. – Они уже не бегут за нами… да?..
Я помотал головой и поморщился. Нога ужасно болела, каждый шаг высекал молнии в нервных окончаниях. Холли прислонилась к высокой ели и прикрыла глаза.
– Я ужасно голодная, – призналась она. – Я не ела уже… когда в последний раз?
Мы помолчали, слушая звуки природы. Поскрипывали деревья, качающиеся от редких порывов ветра, каркали вороны. Далеко отсюда я услышал шаги копыт по земле. Олени… пятеро. Я мучительно сглотнул, представляя сочное мясо с привкусом кореньев и трав, горячую кровь…
– Знаешь, я устала убегать, – поморщилась Холли. – Я просто…
Алекс.
Шевеление розовых губ, легкая ухмылка. Голос призрака… Я привстал, вглядываясь в смутно знакомую фигуру. Ее черные волосы вились, падали на лицо, оттеняя живые, сияющие глаза. Это могла быть лишь она, никто больше.
– Алекс? – Холли потянула меня за штанину. – Что с тобой? Ты что-то слышишь?
Я сделал шаг к ней, не веря своим глазам. Ноги подкосились, и боль в лодыжке взметнулась огненным цветком. Оливия сочувственно улыбнулась, но было за этим что-то чудовищное, неживое, кровожадное. Беспомощно протянув руку к видению, я рухнул на сырую землю ничком.
Холли что-то кричала, тормошила меня и плакала. Я ощущал ее горячие слезы на шее, слышал их капе ль по куртке, но не мог пошевелиться. Перед внутренним взором расцвели желтые глаза, смеющиеся и обжигающие.
Время умирать.
Глава 19
Когда я впервые встретил ее, то подумал, что сплю. Такие встречи бывают лишь в фильмах: узкий экран, на переднем плане – унылый главный герой, бредущий домой под дождем. Уже вечер, и он такой уставший, потерянный и разбитый, что хочется просто выть, но луна скрыта за тяжелым покрывалом облаков.
В кадр врывается ее голос, звенит радостный смех. Я удивленно поднимаю взгляд. Она жмется к высокому мужчине, а тот улыбается ей; вокруг его зеленых глаз собираются морщинки. Я прижимаюсь к стене, пропуская их на узком тротуаре, и она оборачивается. Замедленная съемка: волна черных влажных волос, веселые карие глаза с медовой искоркой, губы, горящие чуть смазанной красной помадой. И все во мне обрывается, превращается в комок и мчится за ней. В один миг я остаюсь опустошенным… и наполняюсь чем-то новым. Узы… это так жестоко.
Дрожащими руками я отпираю дверь в ее квартиру, пробираюсь в комнату и наблюдаю, как она спит. Слежу за ней на работе. Каждая встреча – след в сердце, грубый, оставленный охотничьими сапогами, но бесценный.
– Добро пожаловать в «Бино»! Чем я могу вам помочь?
Если подниму голову – разрушу все волшебство момента. И я, как ботаник в старшей школе, с восторгом думаю лишь о том, что она заговорила со мной. Она рассказывает про блюдо дня, а я решаю вспомнить, что у меня аллергия на рыбу. Закажете что-нибудь? Нет, я не голодный. Зачем тут вообще торчите? Хочу так, чтобы не чувствовать этой ужасной пустоты внутри себя. Страшная жажда крови обрушивается на меня; не в силах сопротивляться, я представляю, как зубы погружаются в смуглую теплую кожу, как нож в раскаленное масло. Она испугана. У меня потеют ладони, под ложечкой начинает мерзко сосать. Оливия не представляет, как близко сейчас ее смерть…
