– Ну что, тут и отдохнем? – Дункан с тоской проводил взглядом вывеску бара. – Я лично устал сидеть, задница болит!
– Мотель. – Марк затормозил у двухэтажного вытянутого здания и обернулся к нам. – Идем?
Я взял Холли за руку и помог открыть дверь. Снаружи пахло снегом, свежей древесиной и домашней скотиной – не грязный, а молочно-сенный аромат. Я замер, впитывая запахи, звуки ночи, огромное звездное небо над головой. Холли с любопытством взглянула на меня:
– Что?
– Я чувствую себя… свободным, – признался я. – Это странное ощущение.
В фойе нас встретила хмурая пожилая женщина. Она оглядела всю нашу компанию с презрением и отложила потертый журнал, судя по дате на обложке, восемьдесят седьмого года выпуска.
– Нам нужны номера, – Дункан обернулся к нам, быстро соображая, – два двухместных и одноместный для леди.
Женщина приняла деньги, скрупулезно их пересчитала и проверила на свет. Я невольно фыркнул: как будто был смысл подделывать мелкие купюры.
– Второй этаж, – каркнула она, возвращаясь к чтению журнала.
Мы поднялись по шаткой лестнице, тронутой коррозией. Я подумал о том, что в фильмах в таких мотелях почти всегда присутствуют мигающая вывеска и стоны из-за стен, ведь нет лучшего места для супружеской измены, нежели такая дыра.
– Это твой, Грейси. – Дункан протянул ей ключ. – Давай собирайся, мордочку накрась поприличней. Мы давно не выходили в свет!
– Заткнись, Дункан! – Она засмеялась и захлопнула дверь.
– Сбор через пятнадцать минут! – прокричал в замочную скважину Дункан. – Бабы. Красят каждый миллиметр лица даже при смерти.
– Мне не хотелось бы бросать Холли одну… – пробормотал я.
Марк и Дункан мрачно переглянулись.
– Не переживай, друг. Марк чувствует, есть ли в городе другие имаго. Здесь все чисто.
– И все же…
– Алекс, не переживай, – попросила Холли, похлопав меня по предплечью. – Все будет хорошо.
Я сдался. Выходит, у Марка тоже есть дар – теперь понятно, как они путешествуют, не попадаясь королевским патрулям, ведь мы сами нарывались на имаго трижды. Я принял из рук Дункана маленький ключ на грязной марлевой веревочке. Щелкнул замок, из отпертой комнаты дохнуло тяжелым запахом пота и грязи.
– Ф-фу… – Холли брезгливо дотронулась до постели. – Спать тут будет не очень…
– Зато это настоящая постель, а не сиденье в фургоне. – Я упал на кровать и потянулся, разминая косточки. – Эй, чего у тебя там?
Холли быстро спрятала маленькую жестяную коробочку, но было поздно. Она нехотя протянула ее мне, и, осторожно приподняв крышку, я заглянул внутрь. На дне лежал мертвый черно-желтый мотылек.
– Я забыла о нем, – печально произнесла Холли. – Бедненький.
Я дотронулся до вытянутого полосатого брюшка, но оно раскололось под пальцами. На блестящую поверхность жестяной банки посыпалась серая крошка. Мне стало холодно.
– Ладно, давай сюда, – проворчала Холли, заглядывая внутрь. – Ты его сломал! Вот свинья.
Я не ответил. Мертвый мотылек напомнил о том, кто я такой: бьюсь о яркий источник света – Холли, обжигая крылья и сокращая отпущенный срок. И мое тело – песок, заключенный в кожаную оболочку. К горлу, грозя захлестнуть, подкатило отчаяние, но я вовремя поборол его.
– Давайте недолго, – попросила Холли, забираясь с ногами в небольшое кресло в углу. – Ладно?
– Мы скоро вернемся, Холли.
Я по-отечески поцеловал ее в лоб. На нежных щечках заиграл румянец.
– Ушки на макушке, Алекс. – Холли слабо улыбнулась.
Я опустил жалюзи и, выйдя из номера, запер дверь. Марк и Дункан уже стояли на лестнице. От второго ощутимо несло алкоголем, и в ответ на мои вскинутые брови он пожал плечами.
– Разогрев. Где же Грейси?
Дверь номера отворилась. Это напоминало шоу в мужском клубе: сначала показалась одна нога, обтянутая тонким чулком, затем вторая. Я окинул взглядом изящные бедра, подчеркнутые узким зеленым платьем, стройную талию, по-девичьи высокую грудь. Завитые медные локоны рассыпались по плечам и кожаной куртке.
– Чего встали? – задорно спросила Грейси, глядя на нас. – Идем, что ли?
Я хмуро смотрел на эту рыжую бестию, а она – на меня, как будто мы собрались на свидание. Теплых чувств она во мне не вызывала – наоборот, хотелось схватить ее за волосы и бить головой о перила, пока на бледной коже не выступят багровые кровоподтеки.
– Держи. – Грейси сунула мне в руку платок. – Слюни вытри, мальчик. До пояса развесил уже.
Дункан взорвался смехом. Грейси пошла вперед, игриво покачивая бедрами, а я, разъяренный и униженный, швырнул под ноги ее платок с инициалами.
* * *
В баре было довольно людно, будто весь поселок собрался на вечерние посиделки. Мы вчетвером обосновались за круглым столиком в углу, потягивая каждый свой напиток. Я отказался от алкоголя: он нестерпимо вонял, и для меня оставалось загадкой, как Марк, Грейси и Дункан пьют это чудовищное пойло.
– Расскажи о себе, – попросил Марк, глядя в бокал с медово-золотистой жидкостью. – Откуда ты, как встретил Холли, куда направляетесь…
– Ну, – замялся я. – Я из Пайнберри, штат Вашингтон. Меня укусил имаго, а я – свою невесту. Она умерла.
– Соболезную, брат, – произнес Дункан. – Я потерял жену и сына. Их разорвал Червь – тот самый, что покалечил меня.
– Сочувствую, – я постарался вложить в слова побольше искренности. – Позже я заключил узы с одной девушкой. Хотел ее убить… но так вышло, что она сама стала имаго. Потом выяснилось, что Королева – жена ее брата. – И такое бывает! – изумился Дункан. – Прямо так? Стало быть, Холли – племяшка ее?
– Да. Оливия могла видеть их лица, поэтому не подозревала, что живет бок о бок с двумя персонажами из страшных сказок. Она дала отпор Королеве и забрала Холли.
– Что с ней стало? – хрипло спросила Грейси.
– Она… – я замялся, не смея произнести слово «умерла», – исчезла. А я забрал Холли и уехал. Имаго ловили нас несколько раз.
Повисло молчание, нарушаемое отвратительным кантри-исполнителем, чей голос доносился из старинного музыкального автомата. Каждый был занят своими мыслями. Я снова вспомнил то ощущение, когда Оливия покинула мое сознание, – как будто отпускаешь руку человека и видишь, как он падает в пропасть.
Грейси склонила голову набок. Волосы упали ей на лицо, оттеняя глаза. Она сделала глоток, не отрывая от меня взгляда, и процедила в бокал:
– Значит, ты заключил узы… какая она была?
– Фантастическая. – Мне не хотелось откровенничать об Оливии с Грейси. Тем более что в ее глазах что-то появилось – не то печаль, не то ревность.
