– Не волнуйся. – Алекс бросил взгляд на Холли, увлеченно читающую Книгу. – Королева привыкла быть одна, и ее дочь тоже привыкнет.
Я пожала плечами и поняла, что сделала это в точности как мой брат: одно плечо, затем другое. Меня вновь захлестнула тоска. Холли вскинулась, потягивая воздух носом, словно почувствовав запах горя. От людей, пустивших в тебя корни, ничего не скроешь.
– Холли! – Я улыбнулась ей, стараясь спрятать смятение. – О чем читаешь?
Она взглянула своими ясными глазами, и мне стало не по себе. Нежные губы, покрытые цепочкой язвочек – была у Холли привычка обкусывать их, – дрожали.
– Мне сегодня приснился сон, – тихо сказала она, оглянувшись на Хейзелтона, но тот был занят своими мыслями. – Как будто я вхожу в концертный зал. Повсюду такие подсвечники на стенах, какие показывают в старых фильмах, ковер… Не знаю, как я туда попала, потому что грязная, босая, платье порвано…
Холли замолчала, покусывая губы, а я вгляделась в иллюстрацию на странице Книги, лежавшей на ее коленях. Две одинаковые девушки, соприкасающиеся ладонями, но смотрящие в разные стороны. Удивительной красоты рисунок.
– Я помню песню, только тихую, как сквозь воду. – Холли нахмурилась. – Я вошла в зал, а на сцене… я.
– В каком смысле?
– Я… только в белом платье.
– Ты стояла у подножия сцены… и на сцене?
– Это очень странный сон. – Она захлопнула Книгу так, что во все стороны полетела бумажная пыль. – Я не думаю, что это будущее… Такое ощущение, будто это когда-то уже было.
Я вспомнила видение, пришедшее ко мне в день, когда я узнала об имаго. Королева и маленькая девочка, говорящая по-немецки; песня, доносящаяся из концертного зала… Холли тогда и в помине не было. Кто же стоял на сцене?
Двое мужчин распахнули дверь молельни и, увидев что-то, отпрянули. Они долго смотрели перед собой, едва слышно переговариваясь, после чего один из них ушел… и вернулся с листом серого брезента.
– Кто-то умер? – спросила Кристи Кольчик, близоруко щурясь. В ее руках замерли спицы со спускающимся язычком красного вязания.
– Мими, – просто ответил какой-то имаго.
Все внутри меня сжалось. Брезент опустили на пол перед молельней, и один из имаго со скорбным выражением лица принялся заметать прах. Выглядело это так, будто пришли уборщики, вынужденные вытаскивать из ловушки мышь с перебитым позвоночником: неприятно и печально, но необходимо. Когда все закончилось, подошла бледная девушка с осунувшимся лицом, бережно ссыпала в жестяную баночку горсть праха и прижала к сердцу. Сложно было понять, что выражали ее глаза. Девушка спрятала баночку под платье, вернулась к своему гамаку и легла на него, глядя в потолок.
Холли с удрученным видом уселась на диван и вновь уткнулась в Книгу. По упрямо поджатым губам и полуопущенным ресницам было понятно, что она мучительно борется с собой. С одной стороны, ты – всего лишь ты, Холли Йеллоувуд, которая восемь лет воспитывалась в обычной семье, ела обычную еду и вела себя как все дети. А с другой – ты причастна ко всему этому ужасу, происходящему не только в убежище, но и за его стенами.
В шее стрельнуло, и я резко вскинула руку. Трещина расширилась, отмирающая плоть разошлась в стороны, приоткрывая иссушенное нутро.
* * *
Я вспомнила субботнее утро, когда не нужно идти в школу и ты весь предоставлен себе. Тогда я вставала раньше Джейкоба, чтобы украдкой послушать, как напевает мама: ее склонивший голову силуэт маячил за тонкой занавеской, подсвеченный солнцем. Временами раздавался стук швейной машинки – мягкий, размеренный, похожий на стрекот водяного колеса. Сердце сладко екнуло: хотелось протянуть руку и отодвинуть занавеску, поздороваться с мамой. Но что-то неправильное было в этой сгорбленной фигуре… Я замерла, и рука повисла в воздухе, касаясь кончиками пальцев невесомого тюля.
Иди сюда, Оливия. Я хочу показать тебе кое-что…
Раздался тихий смешок, похожий на шорох волн. Я отдернула руку и, не дыша, отвернулась.
Тонкий свист, похожий на визг плети.
Чья-то рука пробила мою спину, впилась когтями в сердце и жадно сжала его. Холодная волна онемения и ужаса охватило все тело.
– Оливия!
Я смущенно опустила взгляд на багровое пятно, расплывающееся по груди. Алекс протянул салфетку:
– Держи.
– Ты сжала пакет и поперхнулась, – заметила Холли.
Я покачала головой и выдавила жалкую улыбку. На салфетке остались яркие разводы.
– Задумалась.
Мимо нас прошел Хейзелтон; он скользнул взглядом по мне и Алексу и отвернулся. Я заметила, как он исхудал: и без того сухие щеки ввалились, руки стали похожи на плети. Я почти видела сквозь прозрачную кожу бурое тело имаго; когда Хейзелтон поворачивался к свету, его щеки просвечивали, вырисовывая очертания хищных челюстей, острых зубов и извивающегося языка. Ни разу не встречала таких имаго: все они были похожи на обычных людей, да и вели себя как люди. Когда я смотрела на Хейзелтона, то испытывала странное чувство… будто встретила в туристической пещере доисторическое чудовище.
В голове снова помутилось: на секунду или две я потеряла контроль над собой. Тело стало ватным, моя рука поднялась, сгибая и разгибая пальцы…
– Нет! – Я закричала так, что даже невозмутимый Хейзелтон в отдалении дернулся. – Оставь меня в покое!
Рухнув на колени, я ощутила боль и смутно обрадовалась. Способность ясно мыслить вернулась, но теперь все пялились только на меня: кто-то испуганно, кто-то неприязненно. Холли смотрела с нескрываемым ужасом.
Это она притягивала ко мне Королеву. Она была во всем виновата.
Что я такое несу? Это ведь моя родная племянница…
– Оливия, на два слова. – Хейзелтон смотрел на меня, не мигая.
Я поплелась к нему. Опять какое-то поручение, от которого мне станет дурно и больно…
– Доминик Осман вчера сбежал. – Хейзелтон бросил окурок под ноги.
Доминик… где я слышала это имя? Смутная тревога не позволяла вспомнить; я покосилась на Холли.
– Могу я взять кого-нибудь в помощь?
– Нет. Это работа, а не увеселительная прогулка, – спокойно отчеканил Хейз. – Не забывай: ты здесь до тех пор, пока слушаешь меня. В противном случае твоя голова останется висеть у входа.
Мы обменялись колкими взглядами. Мне на самом деле хотелось взять Холли, но не потому, что в одиночку было скучно. Просто предчувствие подсказывало: Хейзелтон темнит. В его глазах мелькало что-то нехорошее, хищное. Хейзелтон отошел на пару шагов и вдруг остановился. Я почти ощутила, как широко он улыбнулся.
– Хотя, знаешь, Оливия… можешь взять с собой своего друга. Но только его.
Сдерживая глухую ярость, я кивнула.
