* * *
Ночь уже опустилась на землю, и под светом луны дома и деревья отбрасывали длинные глубокие тени. Под ботинками похрустывала замерзшая земля – снега не было, но лежал легкий иней. С каждым шагом, приближавшим меня к дому беглеца, напряжение усиливалось. Я бросила косой взгляд на Алекса: он тоже нервничал.
Окна одноэтажных домишек были темными – там спали люди, не подозревая, что по улице вышагивает парочка вампиров, направляющихся на страшную казнь. Я на мгновение позавидовала им: такие проблемы, как кредит, поломка машины или квартальный отчет, сейчас казались просто детскими страшилками.
Мы остановились перед кирпичным домиком с зеленой крышей. Алекс вошел первым, прикрывая меня и мягко ступая по старым половицам. В холле было черным-черно. Из-под ног с паническим писком шмыгнула крыса. Алекс приоткрыл одну из дверей, осторожно заглянул туда и покачал головой. Пусто. То же и со второй, и с третьей.
– Неужели он сбежал? – Возвращаться к Хейзелтону без хороших новостей было бы смерти подобно.
Из последней запертой комнаты раздался тяжелый хрип. От страха волосы на голове встали дыбом, а пальцы похолодели; обменявшись настороженными взглядами, мы с Алексом приблизились к двери, из-за которой доносился страшный звук.
На кровати, раскинув руки, лежала обнаженная женщина. Ее голова была повернута в сторону двери комнаты, рот зиял провалом на фоне бледного лица. В лунном свете я отчетливо видела ее вялые груди, ногти, накрашенные красным, и рваную рану, тянущуюся от груди до самого лобка, покрытого порослью курчавых волос. В разрыве на животе поблескивал моток бледных кишок. Вся постель была залита кровью. Тишину нарушало редкое тихое «кап» – по указательному пальцу свесившейся руки на деревянный пол сбегала алая струйка. Женщина напряглась, по телу пробежала судорога. Вновь раздался скребущий хрип. Должно быть, она умирала давно – кровь на лице успела запечься.
– Боже, – прошептал Алекс.
Что-то темное вдруг взвилось за его спиной. Во мраке блеснули два красных глаза.
– Алекс! – взвизгнула я.
Имаго ударил обернувшегося Алекса в грудь. Раздался хруст костей. Имаго ринулся в мою сторону; я полоснула его когтями, но промахнулась, острые пики вошли в дверной косяк. В воздух взвилась тяжелая лапа.
– Оливия, осторожно!
Алекс снова был на ногах; он заслонил меня, и когти противника вспороли его плечо. Алекс заскрежетал зубами от боли, но тут же ударил имаго кулаком в уродливую челюсть. Взревев не то от злости, не то от неожиданности, тот подался назад, наткнувшись спиной на нелепый декоративный столик. Во все стороны брызнули стеклянные осколки, тысячекратно отражая наш поединок.
Я проскользнула под рукой Алекса и попыталась атаковать, но имаго предугадал это и, с трудом развернувшись в тесном коридоре, отбросил меня – с такой силой, что из легких вышибло воздух. Я врезалась в приоткрытую дверь, в голове вспыхнули разноцветные искры. Алекс, сверкая кроваво-красными глазами, наносил ловкие быстрые удары, но из плотной бурой шкуры нашего противника лишь кое-где сочилась кровь. Атаки легкого Алекса для него были неопасны.
В висках застучало; доведенная до исступления, я выбросила энергию в окружающее пространство. Алекс едва успел пригнуться – мимо него просвистел сброшенный со стены рожок для обуви. Имаго взвыл, держась за голову; сорванный со светильника плафон разбился о его череп. Я схватила его за горло, нащупав ладонью шишечку кадыка.
– Говори.
Имаго лязгнул зубами и зарычал. Я крепче сжала пальцы, и он хрипло закашлялся, обдав меня слюной.
– Что… вам нужно? – заклокотал он, глядя то на меня, то на Алекса. – Кто вы такие?
– Доминик Осман?
– Да… это я.
– Любой имаго, знающий тайну убежища и ушедший из него без ведома главного, должен умереть, и…
Осман хрипло засмеялся, но веселье не коснулось его страшных черных глаз с бордовыми монетками тусклых зрачков и сияющих радужек.
– Хейзелтон использует тебя как убийцу, чтобы самому не пачкать руки. Все это убежище… – Доминик захрипел, – одна большая крысоловка. Ты не задумывалась о том, как странно выглядит Хейзелтон? Он и еще один имаго… служат Королеве. Хейзелтон – потому что она опоила его своей сывороткой, и он нуждается в инъекциях каждый месяц… Поэтому он так странно выглядит. А тот, другой… тоже хочет бессмертия.
– «Этернум»… – прошептал Алекс. – Значит, Хейзелтон и Майло…
– Заодно, – хохотнул имаго, глядя на него. – Я смылся вовремя… догадался, что теперь, когда новая Королева рядом, их уже ничто не удержит… Они вернут девочку, чтобы получить сыворотку. Именно поэтому вы здесь. Я мог выболтать планы Хейзелтона и Дункана…
Я тот самый парень, потенциал которого никто из съемочной группы не ценит.
Не говоря ни слова, я сжала пальцы на шишковатом горле и рванула на себя. По полу покатилась голова, похожая на жуткий кровоточащий фрукт.
– Оливия! – Алекс схватил меня за плечи. В его глазах читался ужас.
Мы покинули дом и вновь окунулись в ледяной свет луны. В мыслях кто-то мурлыкал знакомую песню, но совсем глухо. Алекс мчался вперед так, словно за спиной у него выросли крылья. До убежища оставалось совсем немного. В рот хлынул свежий яд, от которого начало вязать язык; кожа, слезающая с рук и развевающаяся на ветру лепестками, открывала бурое нутро. Впереди показался дом Агнес. Алекс с разбега вынес плечом входную дверь и ввалился в темный коридор.
– Агнес? – прошептала я, заглядывая в кухню. Везде царило зловещее молчание.
Алекс шагнул в спальню, но остановился и скорбно обернулся. Старушка-хозяйка лежала на полу за кроватью, окруженная темной кляксой крови, вылившейся из разорванной шеи. Ее глаза смотрели в потолок, блестя в полумраке.
– Эх, Агнес…
Я опустила ей веки. Алекс уже умчался вниз и, судя по глухим ударам, безуспешно старался открыть стальную дверь.
– Заперто! Там происходит что-то…
Я постаралась прочесть хоть чьи-нибудь мысли. Кристи молчала, Хейзелтон закрылся. Творилось что-то настолько ужасное, что мысли всех имаго в убежище парализовало.
– Лив, иди сюда! – крикнул Алекс.
За дверью раздались глухой удар и вскрик. Кажется, теперь я слышала музыку: конечно же, песня. Вечный боевой гимн, от которого вскипала кровь в жилах, каменели мышцы… Ярость вышла из-под контроля, хлынула волной на ту человечную Оливию, что еще жила во мне, забила ее кричащую глотку вонючей жижей. С левой скулы длинным лоскутом отвалилась истончившаяся кожа, с мягким шелестом осыпались губы, обнажая хищный оскал. Злость разлилась расплавленным металлом по венам, мешаясь с отравленной кровью. Впервые я с радостью, граничившей с безумием, поняла, как это здорово – быть чудовищем, способным сражаться и побеждать, вместо того чтобы отсиживаться в уютной квартирке, пряча свое рыхлое тело, похожее на мешок с потрохами. Крики за дверью, скрежет когтей, лязг зубов – все смешалось, превратилось в мощный импульс, которому необходимо было лишь задать направление… Раздался протяжный стон, потом грохот – дверь, выбитая ментальным ударом, слетела с петель, рухнула на бетонный пол и проехала по нему, высекая искры.
