– Отнюдь, – Хейзелтон перевел взгляд на меня. – Но есть дети, которых она любит больше всех. Своим самым талантливым и успешным малышам она дарит самый щедрый подарок… – Хейзелтон улыбнулся, и его глаза зловеще сверкнули. – Жизнь.
Я упрямо молчала, глядя на его безумный оскал. Холли тихо застонала где-то позади, но Хейзелтон, кажется, не заметил этого – все его внимание было сосредоточено на моем недоумевающем лице.
– На тебя у нее особые планы… – задумчиво сказал он, и в тихом голосе прозвучало разочарование. – Интереснейшие планы. Ты станешь ее куколкой, Оливия. Ее маленькой марионеткой! Только она в любой момент сможет управлять тобой.
По коже поползли ледяные мурашки. То ощущение, тот голос, видения, моя поднявшаяся сама по себе рука… я стану ее куколкой.
– Ни за что, – прошептала я.
Оцепенелый взгляд Холли уткнулся в Хейзелтона, потухшие глаза загорелись с новой силой. Марк крепче прижал ее к себе, грозно сверкая глазами.
– Марк Холдер, интеллигентный имаго. – Хейзел-тон сделал шаг вперед. – Я с самого начала знал, что ты будешь занозой.
Я замахнулась, чтобы ударить его, но Хейзелтон предугадал это и перехватил мою руку. Ноги стали ватными от смутного страха, когда я увидела горящие безумием глаза над сдавленным запястьем. Кожа на его лице треснула и с легким шорохом, похожим на шелест листьев, опала. Ее закрутил ветер, понес над асфальтом и аккуратным газоном. «Этернум». Хейзелтон Линдхольм жил уже очень долго. Я напряженно смотрела, как его глаза наливаются чернильной тьмой, как лопаются капилляры. Хейзелтон заплакал кровавыми слезами. Он напоминал какой-то жуткий религиозный символ.
– Оливия! – Марк попятился, бережно обнимая Холли. – Не теряй человеческое лицо! Помни, кто ты есть!
Я не смотрела на него. Нельзя было выпускать из поля зрения чудовище.
– Позаботься о ней. Я обязательно вас найду.
Хейзелтон заревел, и от этого рева затряслась земля. В соседнем доме кто-то неосторожно отдернул занавеску – в оконном проеме мелькнуло испуганное лицо. Я твердо стояла на ногах, вдыхая свежий морозный воздух и глядя перед собой. Я человек, просто в другом обличье. Я человек, просто могу чуть больше и одновременно меньше. Я человек, потому что все еще помню, что значит любить.
Первый удар был страшен. Рухнув в промерзлую жухлую траву, я заскрипела зубами от боли в раненом бедре. Хейзелтон засмеялся сквозь сжатые челюсти.
– Ты даже драться не умеешь, жалкая…
Он схватил меня за волосы и поднял. От бурой морды пахло выгребной ямой. Я не могла высвободить энергию, чтобы уничтожить его, раздавить, – сил не было даже на то, чтобы сражаться врукопашную.
– Как так получилось, что Королева выбрала именно тебя? – прошептал он.
Я попыталась ударить его, целясь в солнечное сплетение, но Хейзелтон перехватил мою руку в каком-то сантиметре от своего тела. Его когтистые пальцы стиснули мое запястье, раздался сухой хруст треснувших костей. Собрав в кулак всю злость и отвращение, я вскинула вторую руку.
– Дура. – Хейзелтон отпустил меня и даже не нанес ответного удара. – Дерись нормально, раз уж начала, черт тебя дери! Дерись!
С крыши соскользнула черепица и, упав на оградку клумбы, разбилась на части. Хейзелтон разозлился, увидев, как иронично я улыбнулась ему в ответ.
– Сука! – заорал он, неумолимо приближаясь. С его лица сползли последние лоскуты кожи, окончательно стерлись человеческие черты. Из глотки вырвался звук, в котором были и грохот грозы, и рев медведя, и крик человека. Тяжелая рука вдавила меня в землю. Что-то лопнуло внутри.
Вставай, Оливия… нам нужно драться.
Я захлебнулась, выплевывая багровые сгустки. Кто-то залезал в меня, осторожно втискивая длинные тощие ноги, а в голове раздался смеющийся шепот:
– Хочешь поразвлечься?
Тело больше не повиновалось мне. Ангельский женский голос засмеялся, кровожадно и злобно:
– Просто смотри…
– Ну что, Оливия? – Хейзелтон склонился ко мне, дыша в лицо запахом разложения. – Есть что сказать напоследок?
С моих губ сорвался шепот. Я наблюдала за происходящим со стороны и одновременно была в центре событий.
– Что ты сказала? – Хейзелтон склонился так близко, что я увидела блики на его сморщенной морде. Серебристые глаза сверкнули, как две маленькие луны.
В то же мгновение мои острые зубы впились в пульсирующую жилку на его шее. В горло хлынула горячая кровь, пахнущая гнилью даже сильнее, чем у обычных имаго. Хейзелтон завыл и задергался.
– Отпусти, отпусти меня! – завизжал он жутким вибрирующим голосом.
Я разжала челюсти. Он кричал и бился в конвульсиях, сжимая разорванное горло обеими лапами. Рука поднялась сама собой и медленно вытерла испачканный в крови рот.
– Ты был хорошим имаго, Хейзелтон.
Он остановился, поняв, кто перед ним. Королева в моем теле схватила его за голову и повалила на колени. Хейзелтон тяжело задышал. В чертах монстра снова угадывалось что-то человеческое. Рука сжалась, череп затрещал под пальцами. На моем лице цвела радостная улыбка, но она не принадлежала мне. Хейзелтон закатил глаза, мои пальцы сжались на чем-то мягком и склизком. Обезглавленное тело рухнуло на землю.
– Оливия… – прошипела я сама себе, с трудом передвигая ноги, идя по следам Марка. – Иди, Оливия, иди… Я покажу тебе… кое-что веселое…
Я упала на колени, сопротивляясь чужой воле из последних сил. Королева понукала меня и подгоняла, смеялась и угрожала, шептала имя своей дочери снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.
– Отпусти меня!
Невидимая рука подняла меня за ворот и поставила на дрожащие ноги. Шаг, второй, третий. Я стонала и плакала, одновременно широко улыбаясь оголенными челюстями; сознание расползалось, как стая жучков.
Покинув задний дворик, я очутилась на травянистом холме. Впереди виднелась автострада. Одна нога поехала на скользкой почве, вторая беспомощно взмыла в воздух – я полетела лицом вперед, проехавшись лбом и животом по острым камням и мокрой траве. Болезненное падение длилось, наверное, целую вечность – пока я не выкатилась на обочину асфальтированной дороги, плача от боли и ужаса. Королева ушла.
– Оливия, сюда!
Я с трудом обернулась на шепот откуда-то сбоку. Мелькнула жуткая мысль, что это снова Королева, но, увидев бледное лицо, выглядывающее из погреба ближайшего дома, я выдохнула. Перебежав дорогу, я рухнула в теплые объятия Марка.
– Хейзелтон…
– Мертв, – прошептала я.
Во влажной мгле пахло грибами; мрак постепенно рассеивался, уступая место неясному свету. Осторожно закрылась на засов разбухшая дверь.
