— Могу я взглянуть на историю болезни?
— Лучше вначале взгляни на клиентку.
Они подошли к одноместной палате. Которая своей прозрачностью напоминала аквариум, где сидела золотая рыбка.
Нет, нет, она вовсе не была чертовски хороша собой, она была просто чертовски мила. Ее растерянный, неуверенный взгляд красноречиво говорил о беззащитности.
«Молода, растерянна и беззащитна — наш любимый диагноз», — хотел сказать Владимир, но вместо этого тихо произнес:
— Я попробую.
В этот момент женщина повернулась, и их взгляды встретились. В ее глазах вспыхнул интерес.
— Реакция адекватная, работайте, молодой человек, — улыбнулся шеф и зашагал в свой кабинет.
Владимир зашел в палату.
— Здравствуйте, меня зовут Владимир Романович. Можно просто Володя.
Женщина сначала улыбнулась, а потом смутилась:
— Я не знаю, как меня зовут.
— А как бы вы хотели, чтобы вас звали? Давайте вместе придумаем имя.
— А как придумывают имена?
— В Японии на седьмой день после рождения происходит церемония присвоения имени. У нас все более прозаично. Называют в честь родственников, в честь святых, в чей день родился. Иногда именем кумира.
— А вас назвали в честь святого или кумира?
— Не знаю. — Врач растерялся. До сих пор он не задумывался над происхождением своего имени. — Давайте назовем вас Валей. Производная от Володи. Годится?
— А вы будете моим кумиром или святым?
— Я буду вашим лечащим врачом. И доверенным лицом, пока вы все вспомните, хорошо?
— Хорошо, — сказала она покорно. В ту ночь она впервые за трое суток уснула спокойно. Теперь у нее по крайней мере было имя.
У нее какое-то странное отключение памяти. Стерты только те файлы, которые касаются ее прошлой жизни. Ни характера, ни привычек, ни комплексов, ни побед, ни достижений — чистый лист бумаги. В то же время она прекрасно ориентировалась во времени, в котором жила, знала всех политических лидеров, моду, светские новости, курс доллара, наконец. Он решил вести дневник, чтобы записывать свои наблюдения за этой больной.
— Доброе утро, Валя.
— Доброе утро, Владимир.
Он вошел в тот момент, когда женщина прихорашивалась перед зеркалом.
— Вы себе нравитесь?
— А как можно себе не нравиться? Внешность же нельзя придумать, как имя. Поэтому надо любить что есть.
— У вас очень красивые глаза. Чистые и открытые. А глаза — зеркало души.
— А те, кто не хочет показывать душу, надевают темные очки?
Женщина внимательно посмотрела на доктора. Вьющиеся темные волосы, голубые глаза, смуглая кожа. Внешность южного темпераментного мужчины. Но темперамент надежно спрятан за внешней невозмутимостью и отчужденностью. Он совсем не говорит о себе, но есть же у него какая-то своя жизнь?
«Да она совсем не так проста. Тем интереснее будет с ней работать. Она обязательно все вспомнит».
— Надо попробовать давать ей привычную информацию. Только дозированно, — докладывал Владимир шефу.
— Имеешь в виду выход в город?
— Начнем с телевизора.
— Телевизор в седьмую палату. — Шеф отдал распоряжение по селекторной связи.
Дав пациентке сполна насладиться общением с «ящиком» Владимир пришел на прием.
— Ну как, благо цивилизации слегка скрасило вашу жизнь?
— Получается, одним нажатием кнопки я могу заставить кого-то танцевать и петь, подсмотреть, как кто-то занимается сексом, а кто-то кого-то убивает? Но как?
— Вы хотите, чтобы я рассказал, как устроен телевизор? Я знаю, что он состоит из микросхем, а все остальное не для средних умов. И потом, разве это так важно? — Он уже говорил с ней как врач с пациенткой.
— Я не понимаю другого. Во-первых, как все эти события помещаются в маленьком ящике. И во-вторых, если невозможно в этом всем поучаствовать или как-то повлиять на исход событий, то зачем просто смотреть? — И она нажала кнопку.
«Я люблю тебя, и это здорово», — пел певец.
Интересно, кем она была в прошлой жизни? Чем занималась, с кем жила? Стоп!
Появление этих вопросов сигнализировало о том, что женщина становилась ему интересной именно как женщина.
У всех психиатров «свои тараканы в голове». У Владимира был особый пунктик — он не прощал женщине ее прошлого. Сначала, если она была ему интересна, он всеми силами пытался влезть к ней в душу и узнать, где, когда, с кем и как. Потом это «с кем» и «как» у него очень болело и не давало жить. И когда он совсем уже не мог справиться с этой болью, то находил самое уязвимое место у своей «жертвы» и бил прямо туда. «Я контролирую настоящее, я строю будущее, но не приемлю прошлого, потому что не могу его изменить», — говорил он сам себе. Только он может моделировать ситуацию, потому что только он режиссер-постановщик отношений со своей женщиной.
Сколько таких «постановок» было в его жизни! Все началось с первой любви. Он влюбился в шестнадцать. Его пассия не реагировала на восторженные взгляды и робкие признания. Как он страдал! Быть отвергнутым, когда делаешь первые шаги по дороге жизни, быть осмеянным, когда обнажаешь свои первые чувства. Он не забыл и не простил. Спустя десять лет представился случай отомстить, и он его не упустил.
Они встретились в многолюдной толпе. Она — поблекшая и разочарованная после неудачного замужества, он — успешный и благополучный, к тому же заманчиво свободный.
— Как ты изменился, похорошел.
— А ты все такая же очаровательная.
— Поехали ко мне, выпьем кофе, поговорим.
— Такую долгожданную встречу нельзя комкать. Давай встретимся завтра и устроим праздник любви.
Назавтра в назначенный час он сидел в машине напротив места встречи. Она пришла даже раньше назначенного времени. Мороз минус двадцать, а на ней капрон и перчатки от комаров. Сорок минут он курил в теплой машине, наблюдая, как замерзает его первая любовь. Затем завел мотор и уехал, не дождавшись конца спектакля.
Следующей жертвой стала Лариса. Бесшабашная хохотушка как-то поведала Володе о бывшем любовнике, который переживал, словно мальчик, когда она в порыве страсти назвала его другим именем. Володя долго обхаживал и приручал Ларису. Пел ей колыбельные песни, читал стихи и признавался в любви при свете мерцающей свечи. Хохотушка стала задумчивой и эмоционально зависимой от Володи, словно батарейка от подзарядного устройства.
И вот однажды, когда состояние эйфории от близости с ним достигло максимума, он произнес: «Как же я люблю тебя… Маринка…»
Когда она в слезах выскочила из ложа любви, мужчина холодно произнес:
