Так какова же она, истинная свобода? Как оценить её проявление? Адекватна ли, подлинна ли она, если её нет в самой сердцевине народного духа – в речи, в словоизъявлении?
29.07
Три десятка лет минуло с начала перестройки…
Ах, что за время это было! У этого самого «нашего паровоза», который летел вперёд, стали тормоза отказывать. У народа уже появилась оскомина от навязчивой идеологии, а тут ещё в окно, когда – то Петром прорубленное, дул хороший сквозняк, от которого у многих закружились головы. Тут и музыка повсюду зазвучала другая, принесённая оттуда и песенки явились с новым смыслом.
Перемен! Требуют наши сердца.
Перемен! Требуют наши глаза.
Перемен! Мы ждём перемен!
Может, кто – то хочет чтобы мы в чём – то участвовали? Дудки! Делайте сами. А мы ждём и требуем! Открыто брошенный призыв вызывал сочувствие в народе, который желал этих самых перемен. Но мало кто тогда мог догадаться, что кумир молодежи пел о своём, о чём – то другом, близком таким же, как он сам, своему поколению: вы устарели, предки; тошнит от ваших правил; долой ваши скучные обязанности; долой запреты, долой моральный пресс; мы хотим музыки, танцев, хотим веселья, да и травку покурить неплохо… Юнцы ринулись за ним как потерявшие инстинкт крысы за дудочкой крысолова. Только тут пришёл он не откуда – то извне, но по сложившейся к тому времени всемирной тенденции он выдвинулся из их среды. Расплодившиеся, как грибы после дождя, рокеры звали туда же, а уж как восприимчива молодёжь к подобным призывам, как легко она поддаётся на лукавые приманки – о том и говорить излишне.
Пресловутое «влияние запада» безусловно имело место, но оно не было бы столь значительным, если бы не упало на благодатную почву – к этому времени уже появилось в стране целое поколение неприкаянных, ярким представителем которого и стал Цой. И то, что оно явилось – был, можно сказать, зов времени. А противоядия всему этому не нашлось.
Под простенькую, но завораживающую ритмическую основу Цой звал за собой, собирая толпы фанатов: «пить пиво, вино… я смеюсь, когда мне говорят, что жить так нельзя… гуляю, что дальше – не знаю, я ничего не знаю… время есть, а денег нет – и в гости некуда пойти…» Бездельник я. Вот я такой. Плевать! На всё наплевать: «мои друзья идут по жизни маршем / и остановки только у пивных ларьков»;
Мама – анархия/
Папа – стакан портвейна!
При всём том манера исполнения для всех песен была одной и той же – под неё подстраивалось интонационно, ритмически музыкальное сопровождение. Этот недостаток обратился в достоинство: устойчивое однообразие ярко заявило о себе и выделило его из всех остальных рокеров.
Все тексты песен – довольно бессвязное бормотание, перескакивание, назойливые повторы. Читать затруднительно, даже неловко. Но при исполнении им со сцены под этакую завораживающую, сомнамбулическую, как из дудки индуса, мелодию – они воспринимались по – другому. Юные существа балдели – ни к чему думать о жизни, не надо задумываться ни о чём. Словно опустился и поглотил их туман, в котором ничего не видать и ничего не поймёшь.
Человеку верующему от всего этого вполне могла бы явиться мысль, что только он – вредитель, нечистый дух, враг рода человеческого – только он мог напустить такой соблазн, столь сильно одурманивающий юные души.
Прошли годы – и туман рассеялся. И что же? Видно стало: там пустота. Печальны дела земные. С большим опозданием, кто – то очнётся, очухается от дурмана и поймёт, какому мощному влиянию подверглась молодость, какой соблазн сделал своё чёрное дело и оставил след, надо думать, даже не на одном поколении.
02.08
Когда – то мудрый финский писатель Мартти Ларни поделился с читателями интересным наблюдением, отметив, что некоторые особы женского пола божественный дар – любовь почему – то путают со щекоткой (что не свойственно даже животным и птицам, добавил бы я).
Нынче тех, кто так – то путает, похоже, развелось множество – оттого и чувства дешевеют, и супружество трещит по швам; оттого и дети, ещё не родившись, уже обречены стать несчастными.
05.08
Как родилось произведение Куприна «Как я был актёром» более или менее ясно: творческим усилием воссоздан отрезок его собственной биографии. Но вот рассказ его «На покое»…
Много чего написано о творческом вымысле писателей. Но такое, что явлено в этом повествовании, – не соответствует обычным меркам: ни внешностей персонажей, ни их судеб, ни поведения невозможно вообразить, выдумать. Остаётся лишь поразиться наблюдательности и памяти автора и самой возможности (в результате посещений кого – то из знакомых?) оказаться свидетелем потрясающего бытия выброшенных на обочину жизни людей – возможности, кажущейся просто фантастической. Это какое – то волшебство.
12.08
Человеку, которого Создатель наградил способностью видеть то, чего не видят другие люди, – это приносит мало радости. Скорее она, эта способность, становится для него нелёгким грузом. Потому что существу живому, во плоти, тяжко тащить эту ношу. Она оказалась неподъёмной даже для царя Соломона.
В молодости я как – то не замечал за собой такой способности. То есть она как будто присутствовала, но не осознавалась, ни о чём подобном я просто не думал. Возможно потому, что для меня она была естественна и владело мной тогда простое соображение: как и все другие, ты – человек и то, чем ты обладаешь, есть и у других.
Однако, бессчётное число раз случалось со мной такое: нахлынет скука смертная втолковывать кому – то прописную истину и невольно удерживаешь себя от пустого сотрясения воздуха.
И как же мучительно было однажды у сына – студента (с которым, увы, в силу разных обстоятельств, у меня не было более тесного общения) случайно обнаружить такую запись в его рабочей тетради: «Мать говорит, что мой отец часто молчит потому, что считает себя умнее других. Я думаю, мама так и не поняла, что молчит он потому, что заранее знает, о чём люди будут говорить. Я начинаю понимать отца – пора задуматься и над собой.»
14.08
Бывает, случаются с нами вещи удивительные: нечаянно встретишься вдруг с настоящим чудом.
Посетили мы Русский музей – место для нас не новое, хорошо знакомое. Как и в прежние посещения, ходили не торопясь, с удовольствием любовались шедеврами живописи, посмотрели кое – что из свежих экспозиций – проходили залы, один за другим… И вдруг я остановился как вкопанный.
Совсем простенький этюд: тёплый весенний день, полуоткрытое окно, в буйной зелени палисадник, за ним простор до горизонта и надо всем уходящая сизая туча, букет сирени в стеклянном кувшине на подоконнике… Только что прошёл дождь, на стеклах ещё задержались капли – очень живые, мокрые; снаружи веет свежестью и, можно сказать, пахнет озоном…
