Это неопровержимо, непреложно говорит о том, что все эти славянские песни просто наши – и для украинцев, и для русских. И разделить это невозможно! А возможно оказалось только одно: кому – то постороннему, чуждому натравить нас друг на друга.
Вспомнил в рассказе Куприн и свои впечатления от вологодчины, на которой ему удалось побывать ещё в конце XΙX – го века: «…пастухи, от нечего делать, собирали на дорогах всякие разные ходячие напевы для своих дудок. Ох, на проезжей дороге чего только не наслушаешься! Идёт солдат отставной на родину – поёт. Ямщик продольный катит – поёт. Цыганский табор тащится – и там песня. Ребята деревенские вернутся к осени из Москвы или Питера – опять новые песни. Прежде ведь вся Русь бродила и пела…»
Но есть в тексте и больное место – как для Куприна, писавшего рассказ в эмиграции, так и для всякого русского человека, где бы он ни оказался. Это вопрос об отношении к Родине, который, как ни странно, принялись меж собой обсуждать арестант и… другой чекист – необъятных размеров матрос Семёнов – Ольшанский, который попросил объяснить, что такое Родина? (Уж это надо понимать: в этаких обстоятельствах революционный матрос, чекист, ведёт разговоры о… Родине!)
Куприн сказал ему так (в сокращении): «Родина – это первая испытанная ласка, первая сознательная мысль, осенившая голову, это запах воздуха, деревьев, цветов и полей, первые игры, песни и танцы. Родина – это прелесть и тайна родного языка. Это последовательные впечатления бытия: детства, отрочества, юности, молодости и зрелости. Родина – как мать. <…> Нет. Я всё – таки говорю не то, что нужно. Чувство Родины – оно необъяснимое. Оно – шестое чувство…»
О да, для русского человека это понятие – не пустой звук. Оказавшийся вне России Вертинский не просто пел – томилась его душа: «Тут шумят чужие города. / И чужая плещется вода, / И чужая светится звезда… / Тут живут чужие господа. / И чужая радость и беда…». О том же страдал и Лещенко: «Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный…».
Щемящее это чувство – ностальгия. Довелось и мне впервые с ним познакомиться однажды ещё в советское время.
Нелегко внятно описать состояние человека, возвращающегося домой в составе экипажа на борту научно – исследовательского судна после полугодовой болтанки на волнах Тихого океана. Когда замаячил берег отечества (и пусть даже он, берег этот, для питерской научной группы был не совсем нашенским, был дальневосточным) трудно было сдержать на глазах слёзы.
И вот толкнулся к причальной стенке наш пароход на глазах толпы встречающих… С удовольствием и с завистью – нам – то до Питера лететь ещё через всю страну! – глядим, как параход на глазах пустеет от его обитателей, растаскиваемых близкими, увозящими их по домам.
Вряд ли чувство, испытываемое при этом событии всеми, кто несчётное количество дней и ночей отсутствовал от родных очагов – да не где – нибудь там в степи или в тайге, но в открытом океане! – может быть знакомо сухопутному человеку. Такое возвращение – это поистине какая – то конечная точка пути. Но до неё много чего приходится испытывать вдали от дома.
Помню, в июле 1972 – го едва мы отчалили от берегов Соединённых Штатов (впереди было три недели перехода через Тихий), но я уже всеми фибрами души был далеко: выбирая минуты, когда качало не слишком сильно, я устраивался в каюте за столиком с карандашом и блокнотом – трудился над увеличенным портретом (с фотографии) годовалой дочери. Ещё в прошлом году я поймал её в объектив фотоаппарата – именно поймал, ибо этот сущий чертёнок перемещался в пространстве исключительно бегом, из – за чего обожаемая наша малышка вечно была в шишках, синяках и ссадинах…
1971
Марина Соколова
26.02
Как – то задумался о жизни в больших городах – как и чем живут в них люди? Всё, что требуется для них, есть в продаже. Но тем не менее многое из того, что они покупают, сами они не производят. Зерновые для хлеба, молоко, мясо, овощи, фрукты – всё это привозное. А сам труд их – даже на промышленных предприятиях, не говоря уж о всевозможных офисах финансистов, адвокатов, врачей, учёных и прочих, – достаточно лёгок и комфортен в сравнении с теми, кто трудится на земле: фермерами, скотоводами…
Не избавиться мне от неотвязных мыслей о непростых путях цивилизации.
По всей земле её распространение сопровождается увеличением количества городов и неуклонным ростом их самих, словно раковой опухолью пожирающих, вбирающих в себя уютные пригороды и соседние поселения, чтобы превращаться затем в огромные, фантастические монстры – мегаполисы, замкнутые сами на себя, выделяющие немыслимые объёмы грязи и оставляющие горы неуничтожимых отходов и мусора.
Уже более чем полвека назад научный мир осознал реальную угрозу всей планете, но и по сей день об этом нешуточном вызове Природе – Матери идут только вялые разговоры. Человечество занято другими, как ему кажется, насущными проблемами: народы всё ещё не избавились от смертельной вражды между собой с применением чудовищных средств уничтожения (да неужто всё это по Мальтусу?); так называемые развитые страны, список которых постоянно пополняется, не могут остановиться в вечной гонке расточать всё более уменьшающиеся земные недра для осуществления на пользу человека невообразимых удобств:
– всё более ускоряющихся средств передвижения;
– всё более разнообразных вещей потребления;
– умножения доходящих до немыслимых видов развлечений.
Современный мир достиг неслыханных успехов в так называемой научно – технической революции, что парадоксально сопровождается спадом в культуре, постоянным снижением.
На смену золотому веку девятнадцатому (при свечах – без электричества, без радио, без кино, без телевидения – давшему духовный расцвет и оставившему величайшие достижения в литературе), явилось, кроме перечисленных открытий, странное «изобретение»… этакая духовная жвачка: комиксы, пошедшие во всемирное наступление; произошёл фантастический расцвет потребления, принёсший с собой безудержное засилье и наглое, беспардонное вторжение во все сферы человеческой жизни рекламы, способной вытрясти из человека душу, отравить каждый день существования. Как ни посмотреть, в этом Россия стала настоящей колонией заокеанского общества потребления. (А ведь когда – то Иисус совешенно справедливо изгнал торговцев из храма, оставив прозрачный намёк всему человечеству.)
И эти, друг за другом пришедшие, кино, телевидение, интернет многократно усилили давление на несчастного двуногого, который всё более и более попросту теряет себя, свою разумную сущность.
Итак: мир затопило торгашество. Идёт снижение всего: читать не надо – есть комиксы, телевизор, интернет. Народное песенное творчество (великие образцы которого более всего принадлежат итальянцам), вырождаясь в рок, закончилось… рэпом. Во всей культуре человечества, в ходе глобализации поверх национальных барьеров, идёт неуклонное снижение, примитивизация. И признаки этого процесса замечены не вчера.
