ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ
Жизнь разнообразна, прихотлива и подбрасывает порой случаи необъяснимые, а порой и забавные, которые как – то озадачивают и остаются в памяти как нечто выходящее за рамки повседневности.
У нас частой гостьей была соседка Мария Фёдоровна. Эта пожилая работница была известна в совхозе тем, что умела лечить травами. И когда вдруг приключилась со мной одна история, она вызвалась помочь.
А случилось вот что: неожиданно у меня на обеих кистях вы΄сыпало множество мелких бородавок. На ощупь шершавые, твёрдые, как камешки, они не причиняли боли, но сделались неприятной помехой не только с виду – они действовали на нервы, просто мешали жить.
С доброй своей улыбкой, усадив меня за стол, Мария Фёдоровна устроилась напротив и обе кисти мои погрузила в большую миску с пшеном – так, чтобы оно покрывало их полностью. И принялась ладонями тереть сверху мои кисти – при этом, цепляя бородавки, по ним перекатывались зёрнышки пшена. Глядя мне в глаза, она стала бормотать какие – то слова, смысл которых не доходил до моего сознания. По окончаниии процедуры, она призвала меня набраться терпения, ждать – и бородавки уйдут.
А потом просто – напросто произошло чудо. Теперь мне не вспомнить в точности, сколько прошло времени – может, всего – навсего несколько дней. Я вдруг почувствовал, что проклятые бородавки как – то ослабели, начали терять свою твёрдость, сделались податливыми, мягкими, стали как – то вянуть и через какое – то время… исчезли все до одной – совсем без следа, будто растворились!
Это событие произвело сильное впечатление на всех домашних, но если говорить об отце…
Выходец из религиозной семьи (он ведь и сам мальчиком пел в церковном хоре), мой отец – коммунист никогда не был догматиком, не признающим вековых народных верований. Да и профессия агронома обязывала к тесному общению с людьми – он всегда был окружён тем народом, из которого вышел он сам. А случай со мной он объяснил сильным воздействием внушения.
А этот сюжет другого рода.
В наших краях свободно кочевали по степи цыгане. И однажды расположился их табор за прудом, недалеко от посёлка. И скоро у нас буднично, феноменально просто и как – то даже весело приключился чистый анекдот.
Дом наш никогда не запирался. Мама на кухне готовила обед. За чисткой картошки подняла глаза и видит: в проёме двери стоит красавица цыганка – ну чисто жар – птица в разноцветном оперении! – и певучей скороговоркой обещает рассказать хозяйке всю ожидающую её судьбу. Но мама – а в нашей семье не принято было верить каким – то гаданьям – энергично запротестовала, пытаясь переместить красавицу туда, откуда она появилась. Но тут у той образовалась сильная жажда – просто во рту совсем пересохло. Ну как хозяйка могла отказать бедной женщине и не дать ей воды напиться?
С тем и расстались: мама проводила гадалку на улицу. Воротилась к своей картошке, дочистила её для щей, стала собирать компоненты для них… На столе у неё был приготовлен большой кусок говядины – теперь там ничего не было. Тут уж было от чего растеряться. Красавица, уходя, выглядела совершенно той же, что и пришла – с пустыми руками. Так это что же? Она успела незаметно прихватить мясо и спрятать его под юбки?
Вот ещё «картинка с выставки».
Войне конец, все хотят радостей мирной жизни – а в ней наблюдается постоянная нехватка всего подряд.
Объявилась у нас дома незнакомая полная, круглолицая особа. Именно незнакомая, потому что в посёлке все всех знают. Трудно сказать, какими путями её сюда занесло. Скорее всего она явилась со станции Таловая, которая была от нас в двенадцати километрах. И почему – то в летнюю жару она выглядела одетой очень тепло.
Случайно оказавшийся при сём, я был аккуратно выдворен матерью в соседнюю комнату, но из любопытства ухитрился подсмотреть. У визитёрши оказалось так много одетых на ней одёжек, что она напоминала капустный кочан, снимающий с себя слой за слоем. И на столе перед матерью были разложены и всевозможные кофточки с рюшами, и даже шерстяные вещи! Разговор вёлся полушёпотом, но понять было нетрудно – всё это предлагалось купить. Было ясно, что происходящее совершается в отсутствие отца, ведь если б он узнал об этаких делах…
Но вот же штука! Из песни слόва не выкинешь. Что было – то было. И меня осенило тогда: женщины – существа особые, никогда не забывающие о том, как они должны выглядеть.
Круги памяти
Но кроме того, что содержится в твоём прошлом, существует фамильная память, семейные предания, без которых человек подобен дереву с обрубленными корнями. И хоть унесло тебя ветром жизни далеко от той земли, где родился, – неизбежно возвращаешься памятью к давним событиям, радостным и печальным, к своим предкам. А вспомнишь о них – явится мысль о том, откуда мы все родом.
Родина предков моих – степной край в среднем течении Дона. Во времена давние, дикие, недоступные во всей полноте человеческому воображению, через эту землю, между Волгой и Доном – этакое подбрюшье европейской части России – прокатывались волны кочевников: аланов, гуннов, позднее половцев и печенегов. Это сюда, в «степь незнаемую» ходил со своим войском князь Игорь. Это здесь при царе тишайшем Алексее Михайловиче строились городки Белгородской черты – как заслон от бесчисленных набегов на Русь крымских татар – и затем возникли Донское и Хопёрское казачества. Это здесь, уже при сыне тишайшего Петре Великом, случилось казацкое восстание Болотникова. И это здесь, в степном краю Подонья, на протяжении веков происходило вавилонское смешение народов: русских из разных регионов, выходцев из Сечи Запорожской – черкасов (украинцев), татар…
Знаменитый земляк наш, Иван Бунин, писал об этой земле как о «плодородном Подстепье, где древние московские цари, в целях защиты государства от набегов южных татар, создавали заслоны из поселенцев различных русских областей, где благодаря этому образовался богатейший русский язык и откуда вышли чуть ли не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым и Толстым.» Вот почему мне, родившемуся и выросшем здесь, так легко, так узнаваемо читать самого Бунина. Я узнаю́ эту речь, которая его вскормила, узнаю́ до самых редких местных словечек – речь, на которой говорили и мои предки.
Прадеды мои (то есть деды матери с отцовской стороны): Киселевы Степан и Прасковья. Их дети (по старшинству): Дмитрий, Иван (р. 1891, отец матери, которую назвали в честь бабки), Семен, Евдокия.
Киселев Степан – мужик был справный, хороший хозяин, по тем временам (в конце века девятнадцатого, когда ещё не было признаков мирового пожара – грядущих войн и революций) слыл человеком зажиточным, владел большим, красивым домом с расписными ставнями – а дом этот он построил сам. Он был плотник и столяр – мастер высокого класса, имел руки золотые: мастерил кареты, тарантасы, сани и, продавая превосходные свои изделия на ярмарках, хорошо зарабатывал. С очередной ярмарки всегда привозил много всякой всячины: бочонок сельди, окорока, связки колбас и калачей, всевозможные пряники, петушков на палочке – и прочую снедь. Возвращался с торгов веселый и хмельной – вообще выпивал он крепко. В семье был деспотом – перечить ему никто не мог. Колотил жену, бил и третировал детей.
