Катарина поставила корзин и перехватила свёрток в руки.
— Это Манча, — произнесла она. — Я купила её на рынке. Вырастет, будет молоко давать.
— Ты уже или только думаешь? — ни с того ни с сего спросила Урсула, садясь поудобнее и протирая руками глаза.
— Пока думаем, — ответила девушка.
— Тогда ясно, — произнесла мечница и широко зевнула. — Как вы думаете, она как раз только и дорастёт до дойной поры.
— Что думаем? — переспросил я, вспоминая, как переводится слово Манча. Вроде бы Клякса. Ну, вполне подходит к тёлочке такого окраса.
Я ещё раз нервно хохотнул и повернул голову, а затем с криками «Да ну нахрен!» вскочил с кровати и отбежал в сторону. Из-под края одеяла выползала чёрная блестящая тварь без глаз, с острыми зубами и длинным тощим хвостом. И хотя она размером была с небольшую кошку, было стойкое желание пристрелить существо побыстрее.
— Глаза б мои не глядели, — пробормотала Урсула, потянувшись за мушкетоном. — Это что за страшилище.
— Страшилище, — кивнула Катарина, подняла руку, сложенную в знак Небесной Пары, а потом передумала проводить ритуал и произнесла: — Это мелкий ночной дух, питающийся людскими страхами. Он принимает обличие ужаса, терзающего человеческую душу, но сам по себе не опаснее амбарной мыши.
— Слушай, прогони его, — взмолился я, дотянувшись до шпаги.
— Не надо, — ответила девушка. — Госпожа Агата говорила, что изгнание может задуть твой дар, как ветер свечу. Вот как научишься держать его в своей воле, изгоню.
Страшилище завизжало, как крыса, которой наступили на хвост и начало прыгать на месте словно обезьянка на привязи у фотографа на пляже.
— Это что ж за демоны водятся у вас дома? — покачав головой, произнесла Урсула.
Тем временем тёлка Манча испуганно втиснулась между мной и Катариной и жалобно замычала. Как-то с этой тварью я позабыл уточнить, что значит, «уже или думаешь». А зря.
Глава 11. Интриги и чистая магия
Дементэ шла по ночной Коруне, закутавшись в плащ. Это было излишне, но она всё равно не хотела, чтоб её лицо кто-нибудь увидел. После отречения от неё и сестёр той отвратной богиньки, она целый день и целую ночь проплакала, и ещё два дня лежала в первом попавшемся хлеву, замазав раны кашицей из лечебных трав.
Раны до сих пор болели, но уже не мешали идти, и потому дементэ отправилась в путь, прихватив только самое необходимое, и путь её лежал через столицу. Хорошо, что ключ Мирассы мог делать обладающего им человека незримым для магического взора, иначе бы пришлось искать другой путь, более сложный.
В кромешном мраке путь удавалось различить лишь по редким полоскам света, пробивающимся через щели в ставнях на окнах домов и очертаниям крыш домов на фоне звёздного неба, по которому пробегали редкие облака. Путеводной звездой горела Свеча в руке Небесной Стражницы. Рыжая звезда отражалась в лужицах прошедшего вечером дождика. Лужи хлюпали под ногами, но женщина не имела ни сил, ни желания их перепрыгивать или обходить.
В руках дементэ была тусклая масляная лампа на верёвке. Тяжёлая медная лампа свисала к самой земле, но дрожащего на ветру огонька хватало не больше, чем на пятно света в один локоть шириной.
Кроме гнили и дерьма, пахло хлебом и варёным мясом, в животе урчало, и дементэ шла вперёд, стараясь не отвлекаться. Нужно было добраться до схрона, где лежали деньги и зачаруньки на чёрный день. Последние медяки пришлось уплатить этим стражницким крохоборкам, чтоб пустили переночевать в город.
Она дойдёт, вот тогда будут и пища, и сон, и кров, хотя бы в виде дешёвой коморки под самой крышей притона для бедных.
Дементэ шла, вспоминая сестёр. Они все поровну делили хлеб, сыр и молоко, укрывались одним большим одеялом и вместе шептали перед сном заклинания, которые учили по старым книгам.
«Яси ниот, амо омнес — звучали в памяти дементэ голоса сестёр, — дорой ночи, всех люблю».
От этих воспоминаний снова начинали подкатывать слёзы. Их предали. Предали и боги, и люди. И всё из-за чужаков.
Дементэ шла, а потом остановилась. Она чуть не прошла мимо разрушенного дома. Тот лишь в последний миг привлёк её внимание, ибо вместо еле-еле различимой стены была большая дыра, словно сюда попал камень их мощного требушета или взорвалась бочка с порохом.
Женщина покачала головой, ибо негоже в самом городе вершить подобное, могли же и дети попасть под обломки. Дементэ отвернулась и пошла прочь, вдоль по улице, но путь её был недолог.
— Эй, стой, ты цеховская или торгашеская?! — раздался голос, когда она проходила мимо очередного проулка. Там стояла тройка подвыпивших молодых и дерзких девиц явно ремесленной наружности. Короткие ножи-шила и большие ножницы на поясах, а также резкий запах сыромятной кожи, подтверждали догадки.
Та что повыше, подняла фонарь над головой и прищурилась.
— Я тебя не знаю, — произнесла она. — Слышь, а монетка угостить нас вином не найдётся.
— Не найдётся, — прохрипела в ответ дементэ. Ей не хотелось убивать этих дур, они ни при чём. Они не виноваты в том, что сёстры погибли. Но если не отстанут, придётся проучить.
— А мне, кажется, найдётся, — заговорила ещё одна кожевница, отлипнув от стены и достав откуда-то короткую дубинку с перемотанной кожным шнуром рукоятью.
Дементэ опустила глаз на лужицы под ногами. Не отстанут. Значит, надо проучить молодь.
Дементэ сама была не намного старше этих дур, но пережитые тяготы выжали юность из её души, словно масло из оливок, оставив только жмых. Она уже не понимала сколько ей лет.
Но раз учить, значит учить.
Девушка дотронулась пальцами до одежды, где висел на шнуре ключ Мирассы. Он скроет поступки, не даст ни инквизиции, ни магессам, ни духам-хранителям городских районов почуять силу. Но начинать нужно не с силы.
Дементэ сделала шаг назад, а потом хлёстким движением ударила ближайшую цеховицу по лицу своей лампой на верёвке, словно кистенём.
— Сука! — закричала та, согнувшись и схватившись за скулу, из которой обильно пошла кровь. А потом цеховица отлетела к стене, так как получила удар коленом по лицу. Это значит пока можно отнять из общего счета одну неприятельницу. Осталось две. А вот теперь можно и силу применить.
Огонёк на лампе завизжал, как бешеная крыса. Сорвался с фитиля и вцепился в одежду следующей жертвы, приняв облик большого тарантула. Всего лишь школа паука, и пауку просто сказали прыгнуть. Но паук и огонь в одном лице способны напугать многих.
— Снимите это! Снимите!
Паука визжал и шевелил длинными светящимися, как раскалённые в кузнечном горне проволочки, лапками, а цеховица стола и орала, занеся руку, но боясь притронутся к созданию.
Дементэ снова замахнулась лампой на верёвке, а затем обмотала палицу третьей, словно кинутым боло. Неприятельница попыталась достать до обидчицы ногой, но получила ботинком в голень и захромала, хотя и не выпустила оружие.
