Рыжая с улыбкой потянулась и провела руками по обнажённому телу, а когда пламя свечей на столе дрогнула, и на стене возникла тень, сама застыла, словно барельеф на простыне.
— Ты должна выполнить одно дельце, — услышала она голос Инфанта Кровавого Озера.
Джинджер поморщилась, бросила взгляд на спящего Базилио и зажмурилась.
— Не могу, о, древний.
— Не можешь, или не хочешь?
Рыжая захотела встать, но тонкая и в то же время сильная рука озёрного божества сдавила девушке горло и вжала в кровать.
— Я превращу тебя в неразумное животное, а потом сниму шкуру и сделаю метёлку для пыли, — процедил инфант. Каждое его слово источало столько яда, что им можно было убить не одну сотню человек.
— Не… кх… нет, — хрипя, выдавила из себя рыжая, схватившись за локоть инфанта.
— Падаль блохастая! — прокричал божок и ещё сильнее стиснул пальцы. Рыжая покраснела от натуги и попыталась сделать хотя бы один глоток воздуха. На её лице вздулись вены, и от натуги полопались жилки в глазах. Она уже была на грани того, чтоб потерять сознание, но, даже слабея, начала безуспешно бить духа кулаком по животу и груди.
— Отпусти её, — раздался рядом голос. Это был Базилио, который направил на духа трясущийся пистолет.
— Прочь, выродок, — проревел, роняя слюну инфант.
Джинджер поглядела на халумари, из последних сил стараясь не провалиться во мрак, и едва слышно просипела:
— Ид… мон.
— Заткнись! — заорал дух, и даже его глаза запылали багряным огнём. Казалось, ещё немного и шея рыжей хрустнет под пальцами божества.
— Опусти её, — повторил халумари, глядя, то на потустороннюю сущность, а потом набрал полную грудь воздуха и заорал, как Джинджер рассказывала, хвастаясь своим обучением в ордене:
— Идемони!
Комнату озарила яркая вспышка. Инфант отпустил девушку, прикрыл лицо руками и отступил на шаг. А юношу отбросило к стене, где он и обмяк, потеряв сознание. От упругой воздушной волны открылись окна, распугав летучих мышей и прочих ночных жителей.
— Что ты сделал, чужак?! — трясущимися от гнева губами прокричал инфант.
Лежащая на кровати Джинджер сделала шумный вдох, а затем хрипло засмеялась, перемежаясь надсадным кашлем.
— Ты отупел от старости, дух. Ты преступил черту. Ты теперь демон! Ты вне закона! Прочь, нечисть, ты не имеешь надо мной силы!
Обнажённая рыжая тряхнула головой и вскочила с кровати. Ей стоило огромных усилий, чтоб не упасть на пол, но она удержалась. Она улыбнулась и провела пальцами, сложенными в знаке Небесной Пары, ото лба к подбородку.
— Идемони!
Новая волна ещё больше оттолкнула инфанта. Он сжал губы, глянул себе под ноги, а когда поднял багряный взор, с ненавистью процедил:
— Сам всё сделаю, а после вернусь за твоей душой.
Он развернулся и растаял в воздухе.
— Проваливай, — закричала ему вслед Джинджер, а затем хлопнула себя ладонью промеж ног. — Поцеловать не забудь, когда вернёшься!
Глава 26. Крутой поворот событий
Профессор Глушков пытался сосредоточиться. В воздухе висели схемы того колдовства, что создавала маленькая волшебница. Маленькая, а столько занятного смогла преподнести.
Помимо виртуальных схем, на столе лежали многочисленные бумажки, частью скомканные, частью снова разглаженные. На них размашистым почерком были нанесены мимолётные заметки по быстро возникающим мыслям и идеям. Но в конечном счёте всё оказалось куда сложнее и интереснее, чем думалось поначалу.
Школа паука помогала создавать паутину, по сути, искусственную нейросеть, где узелки выполняют функцию и памяти, и устройств сравнения сигналов. Роза их так и называла узелками на память.
Простейшая сеть создавала кольцо контрольных точек вокруг центра мишени. Если то, что опознано как дротик, отклонятся в сторону, срабатывает несложное заклинание телекинеза, двигающее дротик по восьми осям. Почему восьми, а не четырём? Это похоже на используемые в морском деле половинчатые направления, такие как северо-запад или юго-восток. Поучается комбинация восьми векторов. Сами дротики тоже имели сложные чары. Школа лозы умела сохранять данные в виде закольцованного потока сигналов. На заре компьютерной эпохи, когда велись эксперименты, и стандартов ещё не существовало, была такая вещь, как акустическая ртутная память, суть которой заключалась в том, что последовательность сигналов бесконечно долго крутилась в ртутном кольце, а считывалась и генерировалась пьезоэлементами. Скорость звука в ртути примерно равна полторы тысячи метров в секунду, именно с такой скоростью крутились импульсы. Объём памяти одного кольца зависел только от радиуса и частоты считывающего устройства, дабы успеть поймать звуковой импульс в нужное время. Школа лозы тоже создавала нечто вроде колец памяти, разве что вместо битов и байтов там хранился аналоговый сигнал. В случае с дротиками просто числа, а поскольку на Реверсе вместо цифр использовали буквы, как в древнегреческом счёте, то это были местные руны «алеф», «вет», «гем», записанные голосом. Так ребёнок считает: «Один, два, три».
За привязку колец к материальному объекту отвечает простейший, как мозг улитки, узелок на память. Он запоминает дротик и прилипает к нему.
Всё очень просто и одновременно с этим до невозможности сложно. Как создаются невидимые энергетические кольца, сети и узелки памяти? За счёт чего они существуют в материальном мире?
Мама Роза лишь развела руками, сказав, что это просто паутинка, петелька лозы и липкое семечко.
Профессор не спал уже двое суток. Красные глаза щипало, словно в них насыпали песка, но уснуть не получалось. Мозг лихорадочно работал. Казалось, вот-вот и он узнает тайну.
От размышлений его отвлёк громкий плач. Глушков с силой зажмурился, а когда в плач вместе с обладательницей оказался у нег в комнате, открыл глаза и, стараясь сохранить полнейшую невозмутимость, спросил:
— Роза, что случилось?
Маленькая волшебница подняла руку со ржавым детским клинком, продолжая всё так же надрывно реветь. Второй рукой она держала куклу-рыцаршу, волочащуюся по полу вслед за хозяйкой.
— Ро-о-о-за-а-а, — снисходительно протянул профессор, а потом встал, подошёл к девочке и опустился перед ней на корточки. — Ну, что такое?
— Я хотела его помыть, а он… а он стал рыжи-и-им! — протараторила маленькая волшебница и снова заныла.
— А как ты его хотела помыть? — удивился Глушков, ожидая очередное открытие, но уже в области химии.
— Я его в твой моечный сундук сунула. К посуде.
Глушков нахмурил брови и грустно улыбнулся. Девочка положила железную игрушку, не предназначенную для автоматической мойки, в земную посудомоечную машинку. Естественно, клинок из плохого железа проржавел. Придётся очищать его обычной наждачкой.
