Затем израильский биолог Амоц Захави стал рьяно отстаивать третью гипотезу, которая давала правдоподобное объяснение и другим видам группового поведения. Захави предположил, что благодаря общественным ночевкам птицы получают информацию о том, где искать пищу. Гипотеза «информационного центра» Захави вызвала немало споров и спровоцировала публикацию сотен статей в научных журналах, вероятно, потому, что подозрительно напоминала частный случай «группового отбора». Наши данные об общественных ночевках воронов в Мэне, а особенно демонстрация того, как неопытную птицу, которая присоединилась к стае, приводят к туше животного (Marzluff, Heinrich, Marzluff, 1996), вероятно, стали первым эмпирическим доказательством гипотезы «информационного центра» Захави (конечно, кое-кто, придираясь к мелочам в вопросе механизма, продолжает утверждать, что поведение воронов – это «групповой отбор», поскольку его нельзя представить как взаимовыгодный обмен между отдельными птицами, а можно только как эксплуатацию отдельными особями группы, которая владеет информацией). Ни одна из этих гипотез не объясняет, почему собираются вместе по ночам золотоголовые корольки, ведь, находясь в укрытии и, возможно, в оцепенении, они не могут мгновенно отреагировать на хищника и спастись от него, даже если кто-то из птиц поднимет тревогу. Они не получат преимуществ и оттого, что кто-то из соседей найдет пищу, потому что их пища широко рассеяна. Корольки образуют группы ради тепла: в отличие от врановых, они стремятся к телесному контакту.
Наблюдая за воро́нами в городе и гадая, какая из имеющихся гипотез о скоплениях здесь действует и действует ли вообще, я вспомнил, как мне случалось видеть огромные стаи ворон в других местах и в Северной Америке, и в Европе. Когда-то вороны считались исключительно сельскими птицами, но в последние 50 лет они во всем мире стали появляться в городах. То, как птицы стали избегать леса и стремиться к городским огням и шуму, явно что-то значило. Это не было единичное наблюдение. Птицы спокойно могли собраться в лесу в 800 метрах от города, но они пролетели много километров, чтобы попасть сюда, где им пришлось долго искать подходящее место для насеста и в конце концов остановиться на скудных в центре города деревьях.
За прошлый век по всему Североамериканскому континенту ворон стало гораздо больше, и все больше их прибывает в города. Чтобы обосновать эти два утверждения, сошлюсь на сообщение Гордона Хэнсона, биолога из Оклахомской комиссии по охоте и рыболовству, в 1946 году опубликованное в журнале Oklahoma Game and Fish News (2: 4–7, 18). В этом сообщении указаны места расположения 47 «основных» зимних ночевок ворон в Оклахоме, где собиралось по 200 000 и больше птиц. «Все началось еще в 1933 году, – пишет Хэнсон, – когда Оклахомская комиссия по охоте и рыболовству впервые обратила внимание на то, что число зимующих ворон в штате пугающе растет, а птицы стали занимать значительно большую площадь». Вороны питались зерновыми культурами и прибывали с северных гнездовий, с прерий в провинциях Канады, где они «разоряли гнезда водоплавающих птиц на утиных фермах». Так как в Оклахоме значительно выросло число зимних ночевок и их размеры, комиссия обзавелась металлическими цилиндрическими бомбами со стальной дробью и динамитом и стала ежегодно проводить кампанию по бомбежке ворон. Через 11 лет бомбардировщики штата хвалились тем, что число убитых ворон достигло около 3 763 000. С учетом этих данных – и того, что в городах люди, вероятно, стали бы возражать против применения динамита, – я предполагаю, что места ночевок птиц, которые подверглись бомбардировке, а может быть, и другие, находились на природе, а не в городах, как это часто бывает теперь.
Сегодня вороны охраняются государством, им не грозят динамитчики из охотничьих комиссий штата с их наклонностями и другие люди, которые считают своим долгом убивать этих птиц при каждой возможности. Тем не менее у ворон есть враги и в природе, в первую очередь виргинские филины. Виргинские филины гнездятся зимой, в это время им нужно много пищи для быстро растущих птенцов. Я нашел два их гнезда и слышал по ночам их крики в пределах трех километров от центра Берлингтона. Вороны считают филинов своими злейшими врагами, и, если заметят одного из них, по стае идет тревога. Тогда десятки птиц быстро слетаются, безжалостно нападают на филина и гонят его как можно дальше от того места, где собрались ночевать. Как показали мои подробные наблюдения за Бубо, ручным, но свободным виргинским филином из книги «Сова одного человека» (One Man’s Owl), днем вороны с легкостью переиграют этих крупных, но несколько неуклюжих хищников. Другое дело ночью. Ночью воронам стоит собираться в «эгоистичное стадо» Гамильтона, так же как на рассвете имеет смысл вступать в «информационный центр» Захави. Одно не исключает другого. Общественная ночевка может выполнять больше одной функции. Чем больше преимуществ она дает, тем более вероятно, что она будет развиваться и поддерживаться.
То, что, как мне казалось, я видел в Берлингтоне – когда вороны пытались попасть в центр города, – не было отклонением от нормы. В исследовании вороньих ночевок в городе Вудленд в долине Сакраменто в Калифорнии биологи Пол Горенцель и Терелл Сэлмон сообщают, что зимние общественные ночевки ворон чаще располагаются в коммерческих (а не спальных) районах города, для которых характерен высокий уровень освещения по ночам, а также на мощеных парковках и в торговых зонах, где шумно и покой постоянно нарушают люди и транспорт. По центру Вудленда и Берлингтона, как и в большинстве хорошо освещенных шумных городов, не рыщут виргинские филины.
Это наконец возвращает нас к необъяснимой истории о воронах, которые «дрались» и до смерти «били» друг друга на месте ночевки. Видимость бывает обманчива. Дьявол почти всегда в деталях. Наблюдатель упомянул, что этот случай произошел в лесу, значит, к месту ночлега птиц могла подобраться пара виргинских филинов. Также возможно, что ночь была очень облачной и, когда хищники напали на ворон, возникло смятение. Кругом, вероятно в панике, метались тысячи птиц, и филины покалечили множество ворон, которые ранеными падали на землю. Я сам как-то видел убитую совой ворону, от которой хищник унес лишь небольшой кусочек мяса. Когда наблюдатель прибыл утром после нападения филина, возможно, он услышал тревожный гам раненых птиц. Поскольку ворон в темноте было множество, филинам не нужно было сдерживаться. Описание побоища на месте вороньей ночевки напомнило мне сцену, о которой я слышал от орнитолога Джереми Хэтча, – здесь виргинский филин напал на колонию крачек: «По дну сухого водоема было разбросано около 40 тел: большинство без головы, крылья в основном вырваны или как минимум сломаны. Иногда не хватало ног. Не выпотрошены. Не ощипаны».
В боли и страхе вороны, не понимая, кто на них напал, могли счесть виновными своих соседей и в отчаянии и гневе наброситься на них. Точно восстановить события в истории с воюющими воронами невозможно, но в одном можно быть уверенным: в зимних скоплениях разнообразные животные, помимо тепла, получают массу преимуществ, но только не в случае драки.
В последнее время появился более популярный и пугающий по сравнению с историей о воюющих воронах миф о том, что этот вид может вымереть из-за получившего широкую огласку вируса Западного Нила. Иногда вороны погибают от этого вируса (и других причин), также есть случаи, когда он убивал человека. Если в каком-то месте находят мертвую инфицированную вирусом ворону, в этой области могут исчезнуть «все» такие птицы. Но нет оснований заключать, что «…стоит в каком-то районе появиться вирусу Западного Нила, как все вороны в этом месте тут же гибнут» (статья «Молчание ворон» (The Silence of the Crows) в Washington Post от 30 августа 2002 года), и тем более, что мы «становимся свидетелями исчезновения ворон из американского пейзажа». Я не вижу признаков того, что эти птицы исчезают из «американского пейзажа», и нет свидетельств, что их истребляет взаимная вражда или вирус. Убитых вирусом ворон, скорее всего, просто находят в местах, где птиц много – на общественных ночевках, а поскольку эти скопления носят строго временный характер и сохраняются только на протяжении зимы, само собой разумеется, что вороны исчезают после того, как некоторые из них погибли. Не нужно снова устраивать правительственные бомбардировки и убивать по 200 000 ворон, чтобы избавиться от нескольких больных птиц.
