А дальше всё было легко. Эдди скорее умрёт, чем поедет с ней в рабочую командировку, а дети, разумеется, должны ходить в школу.
— Могу я предложить вам напитки? — стюардесса едва ли взглянула на Эмили.
— Диетическую колу, пожалуйста, и можно мне оставить банку? — поинтересовалась Эмили. Она уже скинула почти пять килограммов с тех пор, как познакомилась с Питером, но всё ещё переживала об оставшихся пяти. А в Новом Орлеане диеты ей точно не грозят: джамбалайя, гамбо, ремулад, жаркое, жареный сом. Но зато я буду ещё и сжигать кучу калорий. Она захихикала, и по её телу пробежала радостная дрожь. Женщина справа странно на неё покосилась.
Пять дней с Питером. В три из них она потратит восемь часов на преподавательские семинары, но воскресенье и четверг были полностью свободны, как и остальные вечера. Она потягивала колу, а потом снова закрыла глаза, чтобы представить, как они с Питером будут за ручку прогуливаться по Джэксон-сквер. И как потом они будут проводить ночи в номере отеля.
Глава двадцатая
После первой эякуляции мама стала трогать его иначе. Чаще и напористее. Он старался изо всех сил, чтобы случившееся не повторилось, и сначала страх помогал. Но через несколько дней он снова оплошал. Как и обещала, мать избила его так сильно, что левый глаз почти не открывался. После этого уже не осталось никаких сомнений в том, что мать намеренно его проверяет. Она меняла манеру прикосновений и следила за его реакцией. Когда он снова не сдержался, она избила его до полусмерти. К счастью, ещё потребовалось всего несколько ошибок, чтобы разум научился отключаться, когда мать его касалась. У него прекратилась эрекция.
А когда его возбуждало что-то другое, у него начинались приступы паники. Его сердце частило, как огонь из пулемёта. Было трудно дышать, складывалось такое ощущение, будто он покидает собственное тело и просто наблюдает со стороны. Врач прописал ему таблетки от тревожности, и они помогли. Он всё ещё чувствовал стресс, когда подобное происходило, но теперь эмоции больше походили на тревожный гнев. Со временем чувство гнева росло, и его даже дважды отстраняли от занятий за приступы ярости, направленные на других учеников. Школьный психолог поговорил с ним и посоветовал несколько стратегий вывода гнева иными способами. Например, бег помогал избавиться от лишней энергии, а чтение и программирование хорошо отвлекали.
В последний раз мать дотронулась до Мартина в его семнадцать лет, пока они смотрели какой-то дурацкий фильм по телевизору. Но тогда его мозг не отключился, как это обычно бывало. Он так и не понял, почему; тот раз ничем не отличался от тысячи предыдущих. Он знал лишь то, что в тот раз им завладел гнев, будто фонтан вылился из краёв и начал заполнять его сознание.
Он вскочил с дивана, отчего никем не замеченный пульт упал с его колен на пол, и повернулся к матери.
— Никогда больше так меня не трогай!
На мгновение она вжалась в спинку дивана и чуть приоткрыла рот, но потом быстро взяла себя в руки. Она встала, а её лицо всё перекосилось.
— Наконец-то! Наконец-то ты решил перестать быть отвратительным извращенцем!
Какого чёрта? Он растерянно покачал головой, чувствуя, как разум покидает тело и парит над ним. О чем она говорит, чёрт её дери? Она сама к нему прикасалась, он никогда об этом не просил. Или просил? Может, он сделал что-то в детстве и делает до сих пор, но просто не осознаёт это?
Его руки мгновенно прикрыли уши.
— Заткнись! Заткнись! Отвали от меня нахрен!
— Не смей так со мной разговаривать! Это мой дом, паршивый ты извращенец!
Он потряс головой, попытался отогнать слова, но они эхом отскакивали от его черепа. Извращенец. Паршивый извращенец. Он старался дышать и закрыл глаза, чтобы прогнать нарастающее головокружение. Когда он вновь их открыл, на лице матери расплылась самодовольная улыбка, и что-то в нём щёлкнуло.
Когда он вспоминал то, что произошло дальше, всё прокручивалось в его голове как сцена из фильма, словно он в замедленной съёмке наблюдал, как это происходит с двумя другими людьми. Он увидел, как сам же схватил раскалённую кочергу и бросился к матери. Увидел, как на её лице отразилось понимание, как она дернулась, чтобы убежать. Её нога попала на пульт, тот быстро выскользнул, а нога отлетела вперёд. Мать упала, её голова ударилась об угол стола с хрустом, похожим на треск при столкновении автомобиля с деревом, а потом отскочила на пол. И тогда время ускорилось, пока густая кровь текла из головы, покрывая старый ковер.
Он заворожённо наблюдал, как растёт алое пятно. Смотрел, как дёргается её вытянутая рука и широко открытые голубые глаза. Он осмотрел её тело и увидел, как что-то изменилось, почти незаметно, когда мышцы расслабились, а кожа стала бледной и восковой.
Он подождал ещё мгновение, затем пощупал ее пульс и убедился, что она мертва. А потом немного неловко подошёл к телефону и набрал 911.
Потому что в первый раз за много лет у него снова появилась эрекция.
Глава двадцать первая
Самолёт Эмили прилетел раньше, и отель подстроил под это трансфер. После того, как она заселилась в номер, осмотрела комнату и освежилась, было только 16:05. С Питером они встречались только в семь часов.
Она раздвинула тяжёлые портьеры и посмотрела в окно на ясное, голубое небо. В ней кипело слишком много возбуждённой энергии, чтобы торчать в отеле в такой великолепный день, и она не могла позволить себе потратить впустую ни одного из драгоценных часов в Новом Орлеане. Трёх часов вполне хватит для прогулки по Французскому кварталу, решила она. Но разумно ли это — идти одной? Её предупреждали, что город может быть опасным. Но нет, ещё совсем светло, и её отель находился на Канал-стрит, всего в двух шагах от Квартала. А к тому времени, как сядет солнце, она уже будет с Питером, и с ним она будет в безопасности. Эмили надела чёрные балетки и схватила сумочку. Может, взять с собой каблуки на всякий случай? Нет, они просто будут лишним грузом. Она еще вполне успеет вернуться в номер до встречи с ним.
Один толчок через вращающуюся дверь, и вот она уже идёт по Канал-стрит. Пройдя первый поворот, Эмили хотела сразу свернуть на Квартал, но всё же решила дойти сначала до Бурбон-стрит — ей хотелось, чтобы её официальное знакомство с городом началось на самой знаменитой из улиц Нового Орлеана. Кто пел ту песню, которую она любила в детстве, Sting? «Луна над Бурбон-стрит», точно. Мелодия завертелась у неё в голове, и она попыталась вспомнить слова. Что-то о невинной девушке, бродящей по Новому Орлеану…
Когда она дошла до угла и повернула, то не могла сдержать смех — первым, что она увидела, был секс-шоп. Да, это действительно походило на Бурбон-стрит, о которой она слышала. Эмили достала телефон и сфотографировала — эта улица была слишком совершенна, чтобы не запечатлеть её для потомков, и плевать, если она смотрится самой глупой туристкой. Потом она сделала селфи и снова зашагала вперёд.
