— Заткнись!
— Хорошо, заткнусь. Что ты собираешься делать? Дайнуолд раздраженно пнул стул. Тот отлетел и ударился о стену, одна из ножек треснула. Дайнуолд выругался.
— Лезь в постель. Нет, подожди. Сначала я должен связать тебя. Могу поспорить, что ты попытаешься удрать даже голая.
— Я хочу зашить платье.
— Завтра. Вытяни руки. — Филиппа не пошевелилась. Дайнуолд быстро разделся и повернулся к ней, держа в руках кожаную подвязку.
— Я больше не стану тебя слушаться. Это все равно, что просить курицу саму подставить голову под нож. Я не такая дура!
— Насчет последнего можно поспорить, однако в одном ты права. Сначала сними платье.
— Дайнуолд… — У Филиппы пересохло во рту. — Я никогда не делала ничего подобного. Пожалуйста, не заставляй меня.
— Я уже видел тебя обнаженной, — медленно и рассудительно произнес Дайнуолд. — У тебя, случаем, за это время не выросло ничего нового, что могло бы меня заинтересовать?
— Нет. — Она опустила голову.
Дайнуолд страстно хотел Филиппу, но не собирался идти на поводу своих желаний. Понимая, что это погубит его — и, возможно, навсегда. Глупо следовать требованиям своего тела… хотя и приятно. Как бы Дайнуолд ни презирал необходимость отказывать себе в удовольствии, он все же не был идиотом: если он изнасилует Филиппу, лорд Генри рано или поздно узнает об этом, осадит Сент-Эрт и не оставит здесь камня на камне. Кроме того, Дайнуолд не хотел иметь внебрачного ребенка. Нет, он не обесчестит ее и не погубит себя. Все, что он сейчас чувствует, — это только похоть, а похоть, как и жажду, можно утолить из любого сосуда. К сожалению, хоть в какой-то степени придется быть последовательным: сначала он намеревался всего лишь запереть Филиппу в спальне, но тогда она сочтет себя победительницей, так что… Дайнуолд внезапно повалил девушку на спину. Через несколько секунд порванное платье валялось на полу, а обнаженная Филиппа лежала, прижатая к кровати тяжестью его тела. Дайнуолд видел, что она сильно напугана, и вместе с тем в ее глазах светилось неприкрытое любопытство.
Ей интересно, подумал Дайнуолд, потому что она девственница, а он первый мужчина, который обращается с ней подобным образом. Он знал, что она чувствует его растущее желание. Ну что ж, пусть, это не имеет значения. Дайнуолд слегка отстранился, ухватил ее за запястья и связал их вместе.
Прикрепив кожаный ремешок к спинке кровати, он встал и окинул Филиппу бесстрастным взглядом.
— Ты красива, — заметил он, и это была правда. — У тебя полная грудь, а твои соски нежно-розовые. Да, они мне нравятся. — Дайнуолд посмотрел на треугольник кудрявых волос внизу живота. Ему хотелось гладить и ласкать ее там, пока он не почувствует, как она зовет его… Дайнуолд приказал себе остановиться, но взгляд против воли скользнул ниже — на великолепные длинные ноги, стройные, белые как снег и такой формы, что каждый на его месте замер бы от восхищения. Даже слегка изогнутые ступни были удивительно изящными. Дайнуолд наклонился и легонько коснулся указательным пальцем ее соска. Филиппа попыталась отодвинуться, но ей это не удалось.
— Мужчина когда-нибудь видел тебя такой, девка? Филиппа молчала, не в силах произнести ни слова.
Дайнуолд продолжал разглядывать ее; она видела, как сузились его зрачки, но смогла лишь покачать головой, глядя на него, как загнанный в угол зверек — зверек, почти обезумевший от странных ощущений, охвативших его тело.
— Мужчина когда-нибудь целовал твою грудь? Филиппа снова покачала головой, но Дайнуолд заметил в ее глазах не только потрясение от его слов, но и пробуждающееся чувственное влечение.
Он наклонился, обхватил губами один из нежных розовых холмиков и почувствовал, как сосок твердеет от его ласк. Его мужская плоть напряглась. Он должен остановиться, иначе…
— Тебе нравится?
Дайнуолд ждал в ответ чего угодно — явной лжи, возможно, истерического крика, но, к его удивлению, Филиппа опять промолчала. Он ощутил, как она вздрогнула, но заставил себя отодвинуться, отчаянно пытаясь выглядеть невозмутимым.
— Неужели еще ни один мужчина не касался твоей мягкой женской плоти между бедрами?
— Пожалуйста, — прошептала Филиппа и, закрыв глаза, отвернулась.
Дайнуолд нахмурился. Что «пожалуйста»? Он не стал ничего спрашивать и укрыл Филиппу одеялом. Он и так уже достаточно поиздевался над собой.
— Ладно, облегчу себя с какой-нибудь другой девкой, — бросил Дайнуолд и, надев тунику, направился к двери.
— Судя по твоим словам, любая женщина подобна ночному горшку, — тихо проговорила Филиппа.
— Нет. Но любая женщина — лишь сосуд для моего семени. — Дайнуолд неожиданно почувствовал себя жалким хвастуном. Боль внизу живота стала невыносимой. Ему нужна Элис. Или Марго — не важно кто, но она нужна ему в ближайшие три минуты.
— Чтоб у тебя твой мужской орган отсох! Дайнуолд на минуту остановился и весело ухмыльнулся:
— Скоро я проверю, настоящее ли это проклятие или просто сотрясение воздуха.
Дайнуолд вышел из спальни и спустился в зал. И тут же на глаза ему попалась Марго, которая сидела рядом с Нортбертом. Дайнуолд нахмурился: неожиданно он вспомнил, что облачен всего лишь в тунику. Заметив его, Марго расплылась в улыбке, и ее круглое лицо стало почти миловидным. Она вскочила и подбежала к Дайнуолду.
— Я хочу тебя. И сейчас же, — прерывисто дыша, процедил он.
Марго последовала за хозяином, но у лестницы едва не налетела на него, так как Дайнуолд вдруг резко остановился: он не знал, куда ему идти. Ведь к его кровати была привязана Филиппа! Дайнуолд выругался. Проклятая девка! Куда же?
— Пошли, — наконец приказал он, схватил Марго за руку и потащил ее к конюшне…
Он взял ее на соломе в пустом стойле. Когда Марго закричала от удовольствия, вонзив ногти ему в спину, Дайнуолд позволил себе освобождение и в этот момент видел перед собой Филиппу, сжимающую своими длинными белыми ногами его бедра.
— Будь ты проклята, девка, — пробормотал Дайнуолд и провалился в сон на плече у Марго.
Она же и разбудила его три часа спустя, потому что у нее затекла рука, солома немилосердно колола спину, а тело хозяина казалось слишком тяжелым.
Дайнуолд одернул тунику и вернулся к себе в спальню.
Свеча, которую он оставил возле кровати, уже догорела, и он с трудом различал спящую на краю Филиппу. Дайнуолд быстро разделся, лег рядом и развязал кожаную тесемку, стягивающую ее руки.
Филиппа легонько вздохнула и, не просыпаясь, доверчиво прижалась к нему. К счастью для его спокойствия и для ее девственности, Дайнуолд быстро заснул.
Когда на следующее утро Филиппа открыла глаза, то увидела, что лежит в постели одна, а ее руки свободны. Порванное платье исчезло; на его месте девушка обнаружила длинное одеяние блекло-алого цвета, сшитое по моде ее детства, со свободной талией и плотно прилегающими рукавами. К нему прилагалась такая же выцветшая накидка. Филиппа догадалась, что эта старомодная одежда принадлежала давно умершей жене Дайнуолда.
