Мной руководят неправильные мотивы, но долго я не думаю.
— Я хочу, чтобы ты снова сделал мне приятно, и хочу трогать тебя. На большее я пока не готова, — признаюсь честно, смущаясь. — Если тебя устроит…
— Шутишь? — Со свистом вырывается у него. — Меня устроит всё, что ты готова предложить!
Я не нахожусь с ответом, а он не ждёт от меня больше слов. Получив согласие, его руки отметают преграды и все мои сомнения. Пока его язык нагло ласкает мой рот, его руки блуждают по моему телу, касаясь каких-то важных точек. Внутри меня становится жарко, тесно, сладко, томительно. Напрягаюсь всем существом, а расслабляюсь — уже с несдержанным стоном, паря за пределами сознания, балансируя и удерживаясь на одной точке, там, где я соприкасаюсь с ним, там, откуда струится по венам экстаз, там, где его пальцы продлевают мой полёт уверенными движениями.
Сквозь туманную завесу слышу сдавленный хриплый голос мужчины.
— Заводная, идеальная, моя, — покрывает моё лицо нежными поцелуями. — Потрогай меня, маленькая, — и требовательно, — потрогай!
Не знаю, сколько минут или часов проходит, пока мы наконец не покидаем берег невероятно голубого озера. Воздух давно пропитался влагой. Поднялся ветер. Небо окончательно нахмурилось. Но весь мир померк в тот момент, когда я, залюбовавшись удовлетворённой улыбкой своего мужчины, вдруг осознала всю силу моей власти над ним.
14
«Понедельник — день тяжёлый», — нервно выстукивает по вискам головная боль, я не могу расслабиться ни на секунду в ожидании врача. Берусь то за уборку, то за готовку, но не могу сосредоточиться на чём-то одном. Мне страшно. До ужаса. Внезапно до меня дошло осознание, что сейчас моё довольно шаткое положение зависит от Акманова.
Если он решит, что с него хватит заморочек с моей потерей памяти, то я вполне могу очутиться в больнице. И это уже совсем не смешно и вообще ни разу не шутка. Это какой-то фарс. Трагикомедия.
Потому что я должна довериться и поверить абсолютному незнакомцу.
Окей, пару оргазмов можно назвать более тесным знакомством? Сомневаюсь!
Морщусь от боли и всё-таки решаюсь выпить таблетку. В противном случае, не смогу говорить и слушать. Хочется спрятаться под подушку, укрыться одеялом и лежать.
А ещё лучше — целый день провести на диване с мужем, в тесных объятиях, за просмотром сериала. Как вчера.
Когда погода испортилась окончательно, у меня уже начала побаливать голова, но я храбрилась. Денис, видимо, и вправду хорошо меня знал, и про жутчайшие мигрени тоже, поэтому купил пару сезонов популярного сериала, который я давно собиралась посмотреть, устроил для меня королевское место на диване и просто держал за руку, играя пальцами, пока я лежала на его плече, не забывая периодически поить меня чаем и кормить вкусной едой и сладостями.
Какой же он..! Идеальный! Мой… муж!
Иногда я проваливалась в сон, но чаще притворялась — стоило мне лишь закрыть глаза и выровнять дыхание, как Акманов прижимался ко мне неторопливыми нежными поцелуями. И головная боль (как и все невзгоды) переставали иметь значение.
Были только мы. Я в заботливых руках мужа. Незнакомец, окруживший меня теплом.
Но дождливое хмурое воскресение сменилось ещё более дождливым хмурым понедельником.
После завтрака Денис уехал за врачом, а меня накрывало пучиной отчаяния. Не хочу! Не готова! Боюсь!
От хлопка входной двери я буквально подпрыгиваю на месте. Слышу приглушённые разговоры и нерешительно иду на звук.
— Лукерья, — на лице моего мужа вспыхивает улыбка, — разреши тебе представить, врач-психоневролог высшей категории Гордина Екатерина Георгиевна. Екатерина Георгиевна, это моя жена Лукерья, собственно, она и есть пациент.
Мы с врачом рассматриваем друг друга. Она довольно молодая. Примерно ровесница моего мужа. Немногим за тридцать. Не нравится мне. Совсем. В её взгляде мне чудится усмешка. И что-то ещё. Слишком невесомое, чтобы я могла разобрать.
Я хочу другого врача, но, конечно, молчу.
Денис подходит ко мне и бережно обхватывает мои плечи. Бегло целует в висок, отчего на лице врача Екатерины Георгиевны вспыхивает брезгливое недовольное выражение, но она быстро берёт себя в руки.
— Здравствуйте, Лукерья, — почти вежливо обращается ко мне, и я почти ей верю, — давайте присядем и побеседуем о вашей проблеме? Денис Сергеевич ввёл меня в курс дела.
Она так быстро и пламенно стреляет глазами в моего мужа, что я бы и не заметила, если бы заранее не обозлилась на неё. И теперь у меня буквально сосёт под ложечкой: я вдруг понимаю, что эта женщина сделает всё возможное, чтобы дискредитировать меня в глазах мужчины.
Я поворачиваюсь к Акманову.
— Денис, ты будешь рядом? Пожалуйста…
— Конечно, Лукерья, не волнуйся. Я буду с тобой, — он слегка склоняется и заглядывает мне в глаза.
А большего мне и не нужно. Я поднимаюсь на цыпочках, прижимаюсь губами к его губам, запутываюсь пальцами в волосах, и он быстро и горячо целует меня в ответ. Прямо на глазах у обалдевшей врачихи. А вот и нечего на чужих мужей заглядываться!
— Вот теперь я, кажется, готова, — легкомысленно хихикаю я и ловлю усмешку Дениса.
Екатерина Георгиевна что-то совсем не разделяет нашего семейного веселья. И меня это радует. Очень. Несвойственно злорадствую. И мысленно потираю руки при виде её кислой мины. Этот муж дурно влияет на меня. Я никогда такой не была!
Врач-психоневролог Гордина внимательно выслушивает меня, задаёт уточняющие вопросы. С особым садизмом просит несколько раз повторить про мои отношения с Олегом — в это мгновение Денис особенно напряжён. Чувствую, как выпрямляется его тело рядом со мной, смещаюсь немного и касаюсь его руки, и он сжимает мои пальцы. Врачиха, не мигая, смотрит на это и выносит свой вердикт, разбивая все мои надежды в пух и прах.
— Боюсь, что Лукерье придётся всё же лечь в клинику для более точного обследования. Необходимо будет провести обследования головного мозга, различные тесты на наличие психических расстройств и отклонений… К сожалению, ситуация нетипичная. Лучше не рисковать.
Беспомощно хватаю воздух ртом и с нарастающей паникой смотрю на мужа. Он смотрит в ответ… безразлично..? Кажется, это конец. Меня упекут в дурку. Прямо сейчас.
15
В дверь врываются огромные санитары; они удерживают меня силой, натягивают смирительную рубашку и завязывают узлом на спине, обездвижив руки; вкатывают мне сильнодействующее успокоительное, чтобы я не орала дурниной; в конце концов, я отрубаюсь, и они спокойно грузят меня в машину скорой помощи, фиксируя широкими кожаными ремнями моё тело на каталке, — я так живо представляю себе эту картину, словно она действительно происходит прямо сейчас, что не сразу разбираю слова мужа.
