Должен быть другой выход. Я просто обязан его найти!
39
Два года назад.
Иду на ковёр к полковнику Миронову и прогоняю ещё раз по пунктам свой гениальный план.
Отпуск явно пошёл мне на пользу, и пусть я так и не закрутил головокружительный роман и не склеил какую-нибудь хорошенькую девчонку, но зато я придумал, как следует поступить с делом Цемского. А точнее, с его дочерью.
И только одна неувязка: я пока никак не соображу, как связать воедино обе части моих расчётов, в случае, если план А не сработает.
— Денис, привет, — едва ли не сталкиваюсь я с Гординой.
— Катенька, — киваю ей и уже собираюсь пройти мимо, как стопка книг в её руках неожиданно привлекает моё внимание. — Что это?
— Да, клиент наш решил скосить под дурачка, — отмахивается она. — А мне теперь доказывай, что никакой потери памяти нет и не было у болезного!
Я беру верхнюю книгу и усмехаюсь своим мыслям.
«Амнезии в психиатрической практике».
Гениально!
— Кать, ты вот даже не представляешь, как вовремя мы встретились! — Искренне говорю ей. — Ты, можно сказать, сейчас хорошему человеку жизнь спасла!
Довольный собой, я иду прямиком к полковнику и озвучиваю свой план: мы начнём ворошить осиное гнездо потихоньку уже сейчас, не подставляя Цемского, на крайний — исключительно крайний случай — мы подготовим правдоподобную легенду для мужа его дочери: продумаем все детали, соберём всю имеющуюся информацию, при необходимости — под благовидными предлогами сведём знакомства с её окружением. Всё в старых лучших традициях. Чтобы, если наша оперативно-разыскная деятельность не даст результатов, а Цемский на самом деле соберётся на тот свет, мы имели возможность быстро разыграть другую карту.
— Возможно, это и не потребуется. — С жаром твержу я полковнику. — Тогда мы просто уничтожим все записи, и девушка никогда не узнает, что какое-то время была чьей-то женой.
— А если нам всё-таки придётся привести в действие эту часть плана? Ты как, соколик, планируешь её саму убеждать в том, что она замужем?
— Амнезия, — победно отвечаю Миронову. — У неё внезапно случилась амнезия.
— Вот за что я тебя люблю, Дениска, так это за твою продуманность, — смеётся Олег Владимирович. — Всё предусмотрел, умник. Таким образом её и с игрового поля при надобности можно будет удалить. Положим в больничку, ей самой же безопаснее будет, пока мы будем накрывать преступный синдикат.
Об этом я не думал, но так определённо даже лучше. Полежит в отдельной палате, пропьёт курс витаминов… Зато под наблюдением. Под защитой.
— План твой отличный, — продолжает Миронов. — Тебе и флаг в руки.
— Что?! — Непонимающе рявкаю в ответ.
— Цемский тебя требует.
— А не пошёл бы он лесом? — Возмущённо и даже немного обиженно стону я. — Он её вообще хотел под любого подложить!
— Не спорь со старшим по званию! Я ведь и приказать могу.
— Дядя Олег! Ну сами посудите, где я, а где — брак? — Пытаюсь выкрутиться я. — Она же сразу просечёт, что я просто не создан для семейной жизни! Весь план отправится псу под хвост.
Полковник, посмеиваясь, протягивает мне папку с личным делом.
— Тебе пора повзрослеть, Денис. Твой отец в тридцать лет, может, и не получил ещё майора, но у него уже было двое детей. И ты, смею тебе напомнить, один из них. Гражданка Голавлёва теперь твой проект. Доведи до ума план. Претвори в жизнь. Как раз попробуешь на вкус семейную жизнь.
— Да вы издеваетесь? — Я раздосадован. — Почему не Савва? Я, может, не готов распрощаться со своей свободой!
— Посмотри на эту девочку, на гражданку Голавлёву. Внимательно посмотри, Денис. — Миронов достаёт её фото и смотрит сначала сам, а потом передаёт мне. — Ты хороший человек, Акманов. И отличный профессионал. Я знаю, что ты сделаешь всё, как положено. Верю в тебя.
— Спасибо за доверие, конечно, но брак, даже фиктивный, это совсем не моя стихия. Я налажаю, зуб вам даю. — Но на фото я всё-таки смотрю. — Лучше задействовать Савву, а я буду на подхвате.
— Я сейчас что-то не понимаю, ты какой-то девицы испугался? — Усмехается крёстный. — Разберись с этим делом, сынок, и я подам прошение на присвоение тебе внеочередного звания.
Он видит, что меня не прельщает предложенный вариант. Свою свободу я ценю выше звания, которое получу в любом случае. Однажды. Годом раньше или годом позже — не имеет значения.
— Цемский хочет тебя. Упёрся рогом. Он готов рискнуть, предоставить некоторые документы, чтобы мы имели больше понятия, с чем нам придётся работать. Но он требует, чтобы дело вёл ты. Сам. Всё сам.
— Блин, да на хрена ему это надо? — Не выдерживаю я.
Полковник смотрит на фото Голавлёвой и усмехается.
— Ты всё равно не поверишь, Дениска. Но я тебе скажу. Из-за твоей татуировки. Он уверен, что это знак свыше.
— Из-за лука? — Прыскаю я несдержанно. — Лук-Лукьян? Так ему вставляет, что ли?
— Знаешь, как мама девочку называла? — Тихо говорит полковник, и я отрицательно качаю головой. Откуда? — Луковка.
Я усмехаюсь и снова перевожу взгляд на фото.
Луковка! Ну надо же!
Наши дни.
Известие об обыске на складах Цемского служит бомбой замедленного действия. Территория находится под неусыпной охраной силовиков, пока наши специалисты, а так же сотрудники Авдотьева находят всё больше и больше интересного.
Словно Цемский выступал посредником для всех незаконных схем деятельности по всей стране, здесь, а так же в нескольких региональных офисах, моими коллегами уже обнаружены запрещённые в России фармацевтические препараты, оружие, заготовки для изготовления взрывчатки, несколько тонн палладия, раскатанного в фольгу и, очевидно, таким же способом и переправляющегося из точки А в точку Б с промежуточной остановкой на складах «ЭлАСи Логистик».
И это только снятые в первые дни поверхностные сливки.
В следующие несколько недель сливки становились жирнее, а головы начали лететь.
Последнее свершилось во многом благодаря Авдотьеву. Так как он крутился на фирме гораздо дольше меня, ему и удалось найти все тайные записи почившего владельца. Прикрывая свой зад, Цемский усердно записывал всю информацию и подкреплял слова и догадки документально. Фактически, его чёрная бухгалтерия оказалась компроматом на тех, кто участвовал в крупных нелегальных сделках, общаясь напрямую с ним.
А стоило лишь начать дёргать за нужные верёвки, как эти граждане, в своём эгоистичном желании выплыть из дерьма, принимались топить других. С чувством, с толком, с расстановкой.
Полковник Миронов лишь мрачнел на мой очередной рапорт. Мрачнел и всё чаще посматривал на меня… С горечью ли? С жалостью? С сожалением? Я не мог да и не хотел думать об этом и анализировать его взгляды.
