Я понимаю, но одновременно и не понимаю эту смущённую женщину. Хочу спросить, зачем ей это нужно делать немедленно, но не решаюсь. Однако, поддаюсь давлению её руки на затылок и медленно опускаю голову.
Она пахнет цветами, мылом, ванилью. Её кожа такая гладкая и нежная, что мне страшно ненароком оставить на ней следы от щетины. Всегда только и думаю об этом рядом с ней.
Вот и сейчас тяну время. Понимаю, что потом пути назад не будет. У меня — так уж точно. Завоюю, захвачу бастион. Возьму в плен. Буду любить до потери сознания.
А пока вбираю в рот тугую вершину, вишенку на горе из взбитых сливок, слышу тихий удивлённый стон и еле сдерживаю торжествующую улыбку.
Признает. Всё равно будет моей. Пусть даже никогда и не вспомнит, но покорится. Потому что у неё просто нет другого выбора.
Пока мне разрешено приласкать это дивное создание, я не теряю времени даром. Заигрываю с её сосками, перекатывая их между пальцами или на своём языке. Лукерья усиливает хватку в моих волосах, тяжело дышит и кусает губы.
— Довольно, — просит она, но сама, при этом, подаётся вперёд.
Не хочу отрываться от неё, но так надо. Сейчас это необходимость. Иначе, она испугается. Иначе, замкнётся. А я не хочу ей навредить. У неё и так сейчас каша в голове. Спешка лишь усугубит и без того тяжёлое положение.
Сердце лихо гоняет кровь. Мне бы в душ. Ледяной. Но ошалело смотрю, как Лукеша медленно тянет сорочку на место и запахивает потуже халат.
— Ну что? — Спрашиваю у неё с придыханием.
Она поднимает на меня глаза, что горят безумным блеском, закусывает губу и качает головой.
— Приятно, — сдержанно говорит она. — Но я всё ещё не помню тебя.
Её щёки вспыхивают румянцем, словно ей пришла в голову очередная бредовая мысль.
— Возможно, я вспомню, когда мы займёмся… — Молчи, пожалуйста, я умоляю её мысленно, — любовью.
И я сгребаю её маленькое тело в охапку и со всей силы тяну на себя.
7. Она
Я бессовестно вру этому мужчине. Нет, конечно, чуда не произошло. Я не вспомнила всю нашу счастливую жизнь, словно по мановению волшебной палочки. Но теперь я точно понимаю одну истину — я не люблю Олега. Просто не могу.
Потому что, когда мой муж коснулся моей груди, всё моё тело запылало в безумном огне желания. Это было удивительное чувство, которое я никогда не испытывала раньше.
Хотя теперь я поостерегусь говорить это слово. Никогда. Вероятно, испытывала. С ним. Только забыла.
От того, что он делал там, у моей груди, так уверенно и привычно, словно неоднократно целовал меня так, я почувствовала острую жажду его прикосновений и на других частях моего тела. Нужду. Болезненную. Опустошающую.
Внутри меня назревал конфликт: тело отчаянно желало подчиниться пьянящему чувству, а разум вопил, что нам нужно прекратить. И когда я устала спорить сама с собой, я приказала остановиться.
Как оказалось, приказала ему.
И он послушно отступил, хотя и с трудом.
Я жалею, что заставила его пройти через эту пытку. Всё-таки он — здоровый молодой мужчина, а я — его молодая и, вероятно, сексуальная жена.
По крайней мере, после моей опрометчиво брошенной фразы, когда Денис грубовато и нетерпеливо тянет меня на свои колени, я имею полное представление о том, как он ко мне относится.
Против моего пылающего центра оказывается большой и твёрдый, очень твёрдый и очень большой… орган, прикрытый тонкой раскалённой тканью его боксёров-брифов. Откуда-то в памяти всплывает название этой модели мужских трусов, но я даже не задумываюсь об этом. Не могу! Моя одежда позорно сбилась к талии, сама я — сижу в непотребной позе наездницы, а руки внезапного мужа мягко обхватывают мои ягодицы. Стыдно! Да так, что краска позора заливает моё лицо.
— Луковка, — зовёт меня мужчина. — Посмотри на меня. Пожалуйста.
Я поднимаю смущённый взгляд, робею от силы страсти, которая плещется в его глазах.
— Я никогда не причиню тебе боли, — растягивая слова, говорит он мне. — Я никогда не сделаю ничего против твоей воли. Прости, что не сдержался. Просто я скучаю. — Он упирается головой в мою грудь. — Я так безумно скучаю, маленькая. Мне тебя не хватает. Вернись ко мне.
Он еле шепчет последние слова. Словно у него внезапно кончился кислород. Словно он забыл, как создаётся звук. Словно ему больно.
Я хочу утешить его, да только что я могу сказать? Что пообещать? Если он для меня всё тот же незнакомец, которого я увидела впервые около двадцати четырёх часов назад.
— Прости, — я обнимаю его голову и целую макушку. — Хотела бы я сейчас сказать, что это был розыгрыш…
— Но ты не можешь, — кивает он и снимает меня с колен. — В понедельник я привезу психоневролога. Он тебя посмотрит. И, Луковка, — он заглядывает в мои глаза. — Могу я тебя попросить кое-о-чём?
— Конечно, — беспечно отзываюсь я.
— Пока мы не разберёмся, что за хрень с тобой произошла, я бы хотел, чтобы ты воздержалась от прогулок вне территории дома и разговоров с кем бы то ни было на эту тему, ладно?
Я смотрю в его обеспокоенные глаза и невольно киваю. Конечно, он боится, что меня упекут в дурку, если я начну всем рассказывать, что забыла собственного мужа!
— Вот и умница! Мне нужно отъехать ненадолго, уладить пару вопросов, возникших из-за моего спешного бегства из Надыма, а ты погуляй во дворе. Погода чудесная.
И я снова послушно киваю ему.
Пока он собирается, я кручусь на кухне, нарезая салат. Моё тело всё ещё опутывает слабость, и я не решаюсь съесть что-нибудь более сложное.
На мгновение я задумываюсь и не успеваю перехватить соскользнувший нож, разрезая кожу на пальце острым лезвием. Зажимаю палец во рту и иду в ванную, там стоит аптечка. Я видела.
Дверь приоткрыта, и горит свет. Я хочу развернуться и уйти, но ноги прирастают к полу, потому что я слышу мягкий смех Дениса.
— Нет, — говорит он невидимому собеседнику. — Тебе не о чем переживать, ты же знаешь. Конечно. Она? Уверен, что будет в порядке. Классная, да. Разве может быть иначе? Лучше не надо. Сейчас не самое подходящее время. У Лукеши сейчас непростой период времени, детка. Я не могу травмировать её. Позже, я тебе обещаю, я поговорю с ней. Ты такая вредная, совсем как заноза! — Он снова смеётся. — Мы это обсуждали. Нет. Об этом не может быть и речи! Я тебе запрещаю! Я понимаю, детка, что ты устала ждать, что тебе надоело делить… Нет. Нет. Нет. Лукерья не вынесет этого. Слишком тяжело. Слишком болезненно. Ты не понимаешь… Она действительно потеряна сейчас. Я просто не могу так с ней поступить. Ты знаешь почему. Господи, да что с того, что я люблю свою жену?! Для меня это не имеет никакого значения. И ничего не меняет. Ты меня утомила, детка. Скорую встречу не обещаю. Ладно, пока. Целую.
