— Для твоего ресторана? — я хмурюсь, но по его лицу понимаю, что он не шутит. — Шарлотка.
Я беззаботно выпаливаю первое, что приходит на ум. Теперь наступает мужская очередь хмуриться.
— Неужели не подходит?
— Совсем малость. Просто тут будут подавать устрицы из Атлантического океана.
— Ох, — я прикладываю ладонь к груди. — Осечка.
Но новое название ему не даю, хотя он явно ждет другой вариант. Я погружаю ладонь глубже и касаюсь перламутрового камня, который оказывается идеально гладким.
— Прости, — сухо бросает Макаров, доставая из кармана зазвонивший телефон.
Он выходит из оранжереи, а я позволяю себе выдохнуть полной грудью. Не знаю, какая будет кухня в ресторане Макарова, но релакс-зона ему удалась. Здесь действительно хорошо. Можно позабыть, что за стенами шумит мегаполис, и что вообще в этом мире существуют проблемы.
Кстати о проблемах. Надо будет позвонить маме. Я звонила ей недавно и придумала небылицу, что приболела…
Я вдруг теряю равновесие!
Всё происходит так стремительно, что я не понимаю, что случилось. Только слышу собственный выкрик.
Меня как будто толкнуло вперед! Раз и все! Всего секунда и вода заливается отовсюду. Я падаю в бассейн, который оказывается глубоким. Холодным! Я хватаю воду вместо воздуха, которая сразу начинает душить. Зажмуриваюсь и не успеваю найти борт самостоятельно, как меня вытягивают на поверхность.
Макаров одним рывком возвращает мое тело на место и усаживает на бортик. С меня течет вода, я не вижу, но чувствую это. Перед глазами пелена, и только горячие ладони Алексея подсказывают, что происходит. Он проводит ими по моему лицу, отбрасывая волосы и проверяя, как я.
— Не ударилась? — коротко спрашивает он.
Я качаю головой. Я в порядке, только становится холодно. Первый шок проходит, дыхание тоже успокаивается и остается главный вывод — для купания эта комната точно не подходит.
— Замерзла, — замечает Макаров и стаскивает с моих плеч пиджак.
Я остаюсь в одном платье, которое такое тонкое и так липнет к телу, что я чувствую себя голой.
Макаров соображает лучше меня, он снимает меня с каменного бортика и берет на руки. Я почему-то думаю о том, что он тоже теперь станет мокрым. А еще приходится контролировать себя, чтобы не начать жаться к его телу. Он теплый как камин, поэтому к нему тянет магнитом. Как бывает тянет зимой в отапливаемый магазинчик, даже если тебе не нужно ничего покупать.
— Анфиса, — требовательно произносит Макаров. — Принеси одежду.
Анфиса?
Она рядом?
— Одежду? — она отзывается непривычно нервным голосом. — Я не уверена, что…
— Быстро!
Макаров толкает дверь ногой и вносит меня в небольшую комнату. В ней темно, полоска света падает из коридора и освещает лишь пару метров. Но это даже хорошо. В серой дымке спокойнее, чем в залитой солнцем оранжерее. Можно меньше переживать за тонкое платье.
Хотя глаза предательски быстро привыкают к сумраку. Я замечаю вокруг мебель в заводских упаковках. Макаров как раз опускает меня на новенькое кресло, заранее сдернув полиэтилен.
— Тут теплее, — произносит он.
— Совсем чуть.
— В здании ремонт, систему отопления еще толком не отрегулировали. Могу отнести в машину, — бросает Макаров через секунду.
— Там оживленная улица, лучше сначала переодеться.
— С тебя нужно снять платье.
Я фыркаю на эмоциях, но голос разума соглашается с Макаровым. Мне нужна другая одежда, сидеть в шелковом и насквозь мокром платье — так себе идея.
— Я отдам тебе пиджак, пока Анфиса несет сменку, — Алексей начинает то ли торговаться, то ли уговаривать меня с флиртующим подтекстом. — Он теплый.
Макаров опускается на одно колено передо мной и стаскивает с плеч свой пиджак. С его высоким ростом наши лица все равно остаются на одном уровне. Следом он подносит ладони к моим бедрам, собираясь потянуть ткань.
— Я сама, — выдыхаю. — А ты отвернись. Или вообще выйди. Пиджак, так уж и быть, можешь оставить.
— А вдруг ты опять упадешь? Тебя опасно оставлять одну.
Я замечаю, что его воспитание исчерпывает свой лимит. Он некоторое время воспитанно отводил глаза, но с этим покончено. Мужской взгляд опускается намного ниже моего лица и исследует мои формы. Довольно откровенно и жадно.
Мне больше не кажется, что полутемная комната — это хорошо. Во-первых, всё прекрасно видно, а, во-вторых, атмосфера пропитывается ароматом интимности. Не хватает только зажечь свечи и включить какой-нибудь хит с томным вокалом.
— Ты уже зубами стучишь, — бросает Макаров и всем видом показывает, что переговоры закончены.
Не знаю, как ему удается провернуть перемену за пару секунд, но я вдруг оказываюсь на его коленях, а уверенные сильные ладони с легкостью сдергивают с меня платье через голову. Словно он тысячу раз тренировался делать это на манекенах!
— Варвар, — произношу глухо и следом закусываю губу до боли, чтобы не выдать блаженный выдох.
Макаров накидывает на мои плечи свой пиджак, и сразу становится слишком хорошо. Ткань еще хранит его тепло, что действует как контрастный душ. После ледяной воды приходит горячий поток, который кажется чем-то райским.
— Пусть будет варвар, — соглашается Макаров. — Мне не принципиально. Меня и хуже называли.
— И почему я не удивлена.
— Может потому, что в мыслях называла меня еще хуже?
Он забалтывает меня, а сам крепче сжимает в наглых руках. Обнимает так тесно, что я утыкаюсь лицом в его рубашку, и чувствую, как отогреваюсь. Этому невозможно противиться, тело расслабляется и становится податливым как сахарная вата. На несколько секунд становится плевать, что я сижу на коленях по большому счету чужого мужчины и позволяю ему трогать себя. Становится даже плевать, что этот мужчина стянул с меня платье, оставив в одном белье, а до этого без спроса поцеловал в губы.
Этот день определенно идет куда-то не туда.
— Согрелась? — спрашивает Макаров.
Он проводит ладонями по моей спине, разгоняя кровь, и как бы невзначай касается губами моей макушки.
— Ты перестала подрагивать.
И вот что ему сказать?
Я действительно согрелась.
Его непрошенная теплотерапия помогла.
Вскоре Анфиса приходит с одеждой.
Я оборачиваюсь на шорох и замечаю, как она делает осторожные шаги сквозь сумрак. Первые ей даются сложно, но потом она привыкает к темноте и находит нас с Макаровым. Я до сих пор сижу в его руках, смирившись с участью, и просто жду, когда мне дадут хоть что-нибудь кроме мужского пиджака.
