— Ненавижу, — выдыхаю на эмоциях и пытаюсь найти свои очки.
Они свалились с лица из-за рывка, оставив меня без защиты. В первое мгновение я чувствую себя обнаженной, я не хочу смотреть глаза в глаза, не хочу подпускать его еще ближе. Я упираюсь спиной в жесткий выступ, который разделяет заднее сиденье пополам. К счастью, машина внутри напоминает круизный лайнер, здесь так много места, что мы с Макаровым не соприкасаемся, занимая всего одно место.
Но он все равно отступает. Спускается в нишу для ног, но из-за большой разницы в росте все равно остается со мной на одном уровне. Я инстинктивно подбираю ноги и смотрю на улицу через тонированное окно.
— Отпусти его, — произносит Макаров. — Ира…
Я не сразу понимаю, что до сих пор держусь за ремень безопасности. И с такой силой, что пальцы уже ноют.
— Я, может быть, хочу придушить тебя им. Жду подходящий случай.
Он щурит глаза.
Глядит на меня с непонятными мне эмоциями. Я только вижу, что черты его лица заострились, и что он неотрывно следит за мной, будто вселенная замкнулась на моей фигуре. А эмоции между нами продолжают играть в невидимый пинг-понг, они резонируют и распаляют друг друга по кругу.
— У тебя слишком слабые руки для такого, — наконец, отвечает Алексей.
Он делает выпад и перехватывает ремень чуть выше моей ладони. Он рывком наматывает его на кулак, заставляя жалобно скрипнуть катушку. Я разжимаю пальцы.
— Лучше дай пощечину или расцарапай мне лицо в кровь.
— Я не умею. Я не из таких девушек. У меня ногти слишком короткие.
— Но ты злишься на меня.
— Нет, — я качаю головой. — Я тренирую безразличие.
— Хватит, Ира. Я же вижу, и я заслужил.
Он делает еще оборот, и полотно ремня жестко впивается в его кожу. Мне неприятно смотреть на то, как белеет его плоть, лишенная кровотока, но я почему-то не могу отвернуться.
— Я не понимаю тебя, Макаров. У тебя была сделка века, ты выбрал ее. Хорошо. Что теперь-то? Тебе стало скучно? Захотелось другую игрушку? Ты недоиграл со мной?
— Мне херово без тебя, вот что!
— Ах, вот оно! А я должна быть польщена? В твоей голове сложился такой пазл? Нет, не смей!
Я пытаюсь извернуться, но куда там! Алексей сжимает ладонью мою голень и подтягивает меня к себе. Ему удается до обидного легко управлять моим положением. Кожаная обивка совершенно не подходит для сопротивления — зацепиться не за что, наоборот, чувствуешь себя как на катке. Я останавливаюсь лишь в тот момент, когда до лица Макарова остается несколько жалких сантиметров, а моя ладонь упирается в его грудь.
Как красный флаг.
Он совсем потерялся в своей Корее.
С Полиной ему это сходило с рук? Хватать, выворачивать, сжимать?
Я распаляюсь, а вот в глазах Алексея злость моментально погасает. Он замирает на мгновение, когда я оказываюсь на расстоянии поцелуя, и меняется на глазах. Его взгляд становится мягче и напоминает о тех хороших моментах, которые были между нами. Еще мгновение и он вновь тянется ко мне. Его раскрытая ладонь почти касается моей щеки, но я все-таки ударяю его.
Звон пощечины расходится по салону.
Макаров замирает.
Теперь между нами звенит тишина.
И лишь наплывы дыхания немного оживляют ее.
— Давай еще, — произносит Макаров и подхватывает мою ладонь.
Он вновь поднимает ее к своему лицу и действительно ждет, что я сейчас размахнусь и сделаю второй выпад.
А собственно почему нет?
Почему?!
Если на сердце открывается рана, до которой он все-таки добрался.
Расковырял.
Я отворачиваюсь, чувствуя, как чувства вдруг утекают к другому полюсу. От злости к слезам. Я несколько раз часто моргаю, чтобы удержаться. Но как это сделать, когда он почуял мою слабость? Макаров дожимает и не думает отпускать мою ладонь. Наоборот, он обхватывает ее крепче, обдавая металлическим жаром.
Как сталь, честное слово.
— Я так хочу поцеловать тебя.
— Нет, — я качаю головой, но чувствую, что его голос, который стал ниже и глубже, задевает что-то глубоко внутри.
— Тише, малышка.
— Не называй меня так.
— Хорошо, — теперь его голос становится мягче. — Не буду.
Он тянет ко мне ладони, пытаясь приобнять. А меня накрывает непрошенным воспоминанием, как он успокаивал меня после похищения. Тогда я вышла из чужой машины и почти сразу оказалась в его сильных руках. Макаров был так нежен и предупредителен, что у меня перехватило дыхание.
Это же происходит сейчас.
Так не вовремя.
До странного пронзительно…
Казалось бы мы едва знаем друг друга, но те моменты, что произошли, запали глубоко в душу.
Как их вытащить?
Стереть?
Как не реагировать на то, на что откликается сама суть?
Крупная ладонь Алексея накрывает мою макушку. Он смелеет и притягивает к себе, заставляя уткнуться в свою грудь.
Глава 33
— Затянуть потуже? — спрашивает Виталий, выглядывая из-за моей спины.
Он так причудливо изогнулся, что его голова находится рядом с моей талией, а между его зубов зажат краешек кожаного ремешка.
— Я думаю, достаточно, — я придерживаю пальцами ремень, чтобы зубы стилиста меньше пострадали и вдыхаю поглубже. — Я никогда не выглядела стройнее, куда еще?
Это правда.
Кремовое платье с рукавами из легчайшего кружева создает утонченный светский образ. Мне хочется хорошенько повертеться перед зеркалом, да рассмотреть каждую деталь, но Виталий непреклонен. Он все колдует над мелочами и то и дело вспыхивает новыми идеями. Его бедные ассистенты сбились с ног. Он требует то другие туфли, то квадратный клатч вместо сумки, то украшения помассивнее.
— Скромность давно не в моде, — замечает Виталий. — Красивым женщинам нужны красивые украшения.
— Та цепочка с камешком очень красивая.
— А это камешек? — картинно хмурится Виталий. — Больше похоже на слезу несостоятельного мужчины. Только ужасный жмот может подарить такую цепочку своей женщине.
— А если она сама себе такую купила? Вкус у нее такой, — подшучиваю, упрямлясь. — Скромный.
— То это надо исправлять, — отрезает Виталий. — И срочно. Слышала, что говорят о джазе?
— Что?
— Чтобы его понимать, нужно развивать музыкальный вкус. Постепенно. Так и с ювелиркой. Если тянутся ручки к тщедушным колечкам без бриллиантов, нужно делать над собой волевое усилие и брать что-то такое, что может и для самообороны сгодиться.
