И это его вина.
Только его…
Он закрыл дверь и вернулся в кухню, сел. Он просто не знал, что делать, и если бы мог просто взять и умереть, он бы умер прямо сейчас.
Я ненавидела его чувства, потому что они так напоминали мои собственные, когда я постепенно осознавала, что гибель родных, слуг, всех – моя вина.
И Барнас тоже был виноват. И он был слаб, ломался под тяжестью этой вины, а я не хотела этого ощущать!
Я не могла выносить этих чувств!
– Халэнн, вы его задушите. Халэнн!
Вздрогнув, я словно заново увидела Барнаса: он уже синел.
Усилием воли я захлопнула сознание, прервала поток вошедших в резонанс с моими чувств и отшвырнула Барнаса в сторону. Прокатившись по грязному полу, он врезался в перевёрнутый стол, закашлялся, захрипел.
Звук, я уловила его переполненный болью звук, достаточно было в том же тоне сказать «Умри!» – и закончилась бы эта боль, страх, ненависть к себе.
А я смотрела на стену, пытаясь совладать с чувствами.
Если бы на проходной стояли менталисты, они бы уловили мысленный крик Барнаса о помощи, а если бы он вдруг явился в ментальных амулетах, заподозрили бы неладное.
Этого бы просто не было!
Нет, это могло бы случиться, но организовать такое было бы сложнее, и не факт, что получилось бы.
Мне хотелось кричать, просто кричать от бессилия – эмоции Барнаса всё ещё звенели во мне, поднимали из глубины сердце мои собственные такие же.
Мой кулак врезался в стену, кажется, вместе с волной выплеснувшейся телекинетической силы, и стена пошла трещинами, камни сдвинулись, выплеснули пыльную крошку. Весь дом затрещал. И камни стали осыпаться. Резче запахло кровью. Там, за этой стеной, лежали убитые.
– Опечатывайте дом, – приказала я всё тем же изумительно ровным голосом. – Этого в тюрьму. На допрос вызвать менталиста, составить портреты преступников, передать ментальные образы стражникам, менталистов взять в патруль, будут просматривать воспоминания прохожих в поисках информации о местоположении этих ублюдков.
Конечно, в воспоминаниях будет только одно чёткое лицо – мальчишки Щербы, но пришлось немного слукавить, чтобы никто не понял, что я считала память Барнаса. И для первого просмотра его воспоминаний следовало найти менталиста попроще, чтобы его след замаскировал мои следы, если таковые остались от этого спонтанного погружения.
Барнас захныкал, захлюпал. Завыл.
– Но менталисты… – Ниль кашлянул. – Мне кажется, принц Элоранарр не одобрит нарушение…
Я оглянулась.
Офицеры столпились возле двери и не спешили подходить к Барнасу. Возможно потому, что для этого надо было подойти ближе ко мне.
Ниль побледнел, сглотнул и опустил голову:
– Забудьте, что я сказал.
– Я подпишу все необходимые разрешения и приказы на такую операцию, – пообещала я.
И пусть я закрылась от эмоций Барнаса, но этот запах крови, это острое воспоминание, вновь пережитые чувства… Находиться я здесь не могла, просто не могла, мне не хватало воздуха, и я двинулась к двери.
Офицеры рванули в стороны, как от волны цунами.
Выйдя на улицу, я взлетела и села на тёплую черепицу крыши. По улицам, охватывающим ряды домов, тёк народ, передвигались повозки. Столица продолжала жить своей жизнью, и плевать ей на мёртвых…
Даже здесь, на крыше, на открытом воздухе, я задыхалась, меня потряхивало от бурлящих внутри чувств, но и уйти нельзя: там, внизу, пять из шести последних оставшихся в строю офицеров столичного ИСБ, а загадочные отравители могли вернуться…
Кажется, я поняла, как их отрава прошла защиту: алхимик ИСБ проверял пирожки на смертельные яды, ведь по логике вещей если травить, то насмерть, но яд-то не смертельный. У алхимика просто не было подходящего реактива.
Подул ветер, у идущих внизу затрепетали волосы. Я сидела на покатой крыше, а в Столице медленно наступал вечер.
И вдруг небо взорвалось красными беззвучными фейерверками, они окрасили всё в кровавые тревожные оттенки. По всему городу пророкотал траурный гонг.
Сердце ухнуло в пустоту, я покрылась чешуёй, схватилась за рукоять Жаждущего крови и застыла.
Это знак траура… значит, сейчас принца Арендара объявят мёртвым.
Надо было сказать Элору о проблеме с офицерами ИСБ, надо было сказать, а не прятаться и молчать!
Ударом кулака я размозжила черепицу, острые кусочки соскользнули вниз, разбились о каменные плиты двора.
Я уткнулась лицом в ладони.
Поздно было сожалеть, что сделано – то сделано.
В руку ткнулся бумажный самолётик. Ткнулся настойчивее, и я перехватила его, нервно раздёрнула, надорвав край.
Казалось, сами буквы обожгли, потому что это был почерк Элора:
«Всё в порядке?»
Нет! Не в порядке!
Я смяла лист. Владела бы огненной магией – он бы мгновенно обратился в пепел. А так требовалось осознанное усилие и напряжение для активации огня, и поэтому я всё ещё держала эту проклятую бумажку, недавно лежавшую под пальцами Элора, прикосновения которого были мне так нужны.
Внизу всё громче переговаривались – траурный фейерверк и гонг взбудоражили горожан.
Второй самолётик тоже ткнулся в руку, я поняла, что порву его, и поэтому лишь сжала крыло, позволяя неторопливо развернуться под действием вложенного заклинания:
«Ты всегда можешь обратиться ко мне».
Это уже от Дариона. Зажатый в пальцах листок затрепетал на ветру. Могу… и лучше бы обратилась, лучше бы пошла к нему, чем столкнуться с этим всем!
В толпе заплакал ребёнок, началась суета, а я всё смотрела на трепещущую в моих пальцах записку Дариона.
Придётся принимать какое-то решение, но сейчас я слишком плохо соображала. И с удовольствием забылась бы в объятиях Дариона, просто чтобы вытравить разъедающую сердце тоску, отблески чужих воспоминаний, своих чувств: не быть собой, не чувствовать всего этого – вот чего я сейчас хотела.
Прохожие резко заспешили по домам, бурно переговариваясь друг с другом.
Третий самолётик не удивил, и, сунув две записки в карман, развернула я его почти спокойно. Едва пробежалась взглядом по первым двум строкам, разорвала послание и выпустила обрывки на волю ветра. Улетели они быстро, посверкивая то белой стороной, то вензелями букв.
Граф Броншер-Вар Конти желал от меня извинений за неуважительное отношение и написал об этом целую страницу. Или не только об этом, но читать его послание я всё равно не собиралась.
Глава 32
Чужие и мои эмоции жгли изнутри, и красная черепица крошилась под когтями. Я пыталась задавить чувства, сосредоточиться на том, что нужно делать сейчас: обеспечить доставку свидетеля, землю рыть, но отравителей найти. Это уже второй мощный щелчок по носу ИСБ: сначала не смогли защитить Видящих и толком наказать виновных, теперь допустили отравление служащих не какого-нибудь захолустья, а столичного отделения, за которое Элор отвечает лично. И это после провала с поисками принца Арендара.
