Наклонившись, он почти коснулся моих губ. Его дыхание тревожило кожу. Сердце почти встало. Мне вдруг стало так страшно. А Элор – засмеялся. Я вздрогнула.
– Ты сводишь меня с ума, – радостно сообщил он и, выпрямляясь, заливисто рассмеялся. – Ты сводишь меня с ума, и это так восхитительно!
Рванув обратно к дверям, Элор притормозил только на пороге:
– Я скажу, чтобы Малри хорошенько тряхнули. Обязательно скажу, – его прямо распирало от счастья.
Элор умчался, а я осталась сидеть в кресле, совершенно ничего не понимая.
С каких пор Элора так радовало влечение ко мне? Почему?
Глава 24
После напряжения почти одновременного удержания в сознании текстов всех документов накатила усталость, и мне стало не до размышлений о странном поведении Элора.
Сходив закрыть за ним дверь, я погасила вновь вспыхнувшие сферы и вернулась в кресло. Темнота обволакивала меня, хотелось спать, но… зуд не унялся.
Если Малри – культист, то ночью он мог общаться с сообщницами, а не просто студентками.
И мне не хватало информации.
Неохотно коснувшись метки, позвала Элора обратно: пусть рассказывает все подробности прошлого нападения, раз уж его так радует влечение ко мне.
Но на всякий случай я вернула в кабинет яркий свет, изгоняя любые намёки на интимность, и вместе с креслом развернулась и придвинулась ближе к столу, чтобы не провоцировать на приближения и дышания в лицо – без этого работается спокойнее.
Элор вернулся с кувшином и миской печёных рёбрышек:
– Извини, ничего рыбного на кухне не было, – Элор по-прежнему смотрел на меня как-то подозрительно довольно, – а телепортироваться сейчас отсюда не хочу, мало ли что Культ устроит. Против мяса не возражаешь?
– Я не хочу есть.
– Могу за рыбой кого-нибудь отправить, – предложил Элор, опуская на мой стол кувшин и миску с сочными слегка подпалёнными рёбрышками. – Я их не очень удачно разогрел.
– Расскажи о нападении на Валерию…
У Элора неприязненно дёрнулись губы, он придвинул к столу кресло для посетителей и плюхнулся в него:
– Зачем?
– Да вот, делать нечего, решил историю забавную послушать, дай, думаю, тебя позову, расскажешь что-нибудь.
Элор приподнял тёмно-рыжую, почти чёрную бровь. Я укоризненно посмотрела на него, а Элор взялся за рёбрышко и помахал им:
– Понял, хочешь опять следственными мероприятиями заняться. Хорошо, расскажу, но с одним условием: никакой оперативной работы. Мне тебя беречь надо, а тут то порождения, то вестники Бездны выскакивают из-за углов.
Иногда с Элором проще согласиться. Я кивнула, он кивнул и, то и дело откусывая мясо и быстро его прожёвывая, стал рассказывать все известные подробности нападения и последующих изысканий. Найти тогда ничего не удалось, но меня заинтересовало количество нападавших на Валерию: три.
И предположительно трёх девушек я видела с Малри.
Мне так не хотелось, чтобы виноватым оказался он, но… но…
– Пойдём Малри припугнём, – не думала, что когда-нибудь предложу что-нибудь подобное Элору.
Он закашлялся, отложил покусанное рёбрышко и, утерев проступившие слёзы, посмотрел на меня:
– Мы с тобой пойдём запугивать менталиста?
– Да, – обречённо согласилась я, прекрасно чувствуя в его голосе нотки едва сдерживаемого ехидства.
Да-да-да, я могу действовать и против менталистов, если это необходимо, и если их деятельность может причинить мне вред. А если Культ с помощью Малри убьёт избранную наследника Аранских до отбора, они лишатся престола, начнётся передел власти, и всем станет не до Неспящих.
Так что у меня есть веская причина действовать против менталиста.
– Я почти готов попросить тебя заставить его признаться, – произнёс Элор задумчиво.
– Не сработает: чем искреннее нежелание что-то делать, тем сложнее заставить это исполнить. Вряд ли агент культа жаждет, чтобы его разоблачили, скорее наоборот, и на этой сильной эмоции он снимет управление прежде, чем успеет сознаться.
Я вздохнула: культисты ставили на своих последователей метки, которые убивали в случае, если меченный говорил или делал что-то вредное культу Бездны. Так что если Малри культист с меткой, противодействовать моей установке будет самый мощный инстинкт – самосохранение. Вряд ли я его пробью.
Бросив рёбрышко обратно в блюдо, Элор золотым пламенем очистил руку от жира и поднялся:
– Что ж, идём мой дорогой Халэнн, будем лицедействовать.
Он галантно предложил мне руку, но вспомнил, что я не женщина, опустил её, мотнул головой. Усмехнулся:
– Прости.
Но вся эта привычная уже неловкость и даже некоторая забавность невольного жеста Элора улетучилась, едва мы вошли в корпус, где преподавали общие дисциплины. Следователей здесь было не так много, и сам корпус не изменился, даже охранники-маги выглядели здесь по-академически гармонично, но чувствовалась атмосфера ИСБ.
– Где Малри? – спросил Элор у ближайшего караульного, и нас отправили в кабинет на первом этаже.
Мы миновали ещё несколько постов охраны, поздоровались с подчинёнными, Элор распахнул дверь в нужный кабинет и зашёл внутрь:
– Поставщик сознался, пакуйте этого Малри и отправляйте в Столицу. Отец приказал ломать его менталистами, я в этом участвовать не буду.
Махнув магам из охраны, чтобы следовали за мной, я шагнула следом за Элором в скромный кабинет и указала на сидящего возле стола Малри. Тот стремительно бледнел.
– Будьте осторожны, он менталист, – предупредила охранников, хотя они и так должны знать, но для общего антуража. – И снимайте с него амулеты.
Записывавший показания капитан, следя за надменно взиравшим на Малри Элором, осторожно стягивал перья под стол.
Даже в ослабленном состоянии, сквозь защиту браслета я ощутила колебание ментальной силы, и меня будто проморозило насквозь, выдернуло сердце.
Повернулась к Малри: он безразлично смотрел перед собой. Тонкие губы безвольно приоткрылись, и сам он, как марионетка с обрезанными нитями, стал заваливаться на пол.
Стоявший рядом с ним Элор от неожиданности отступил и лишь потом распалил на руках пламя. Но Малри грузно шлёпнулся на пол и остался недвижим, так же глядя в никуда, а с его раскрытых губ потекла капелька слюны.
Я не могла пошевелиться.
Я не верила.
– Что с ним? – голос Элора прозвучал глухо.
Я знала, что такое можно сделать, в случае необходимости сама могу повторить.
Но я не верила, что Малри взял и так просто стёр свою личность вместе со всеми воспоминаниями.
