— Это был исключительный случай. Появилась информация, что культ Бездны нападёт на Академию во время отбора, соректор Дегон согласился поделиться магическим зарядом кристалла Академии, чтобы пополнить запасы нашего и озаранского родовых артефактов и провести отбор раньше. Я придумал способ, как это сделать. Под видом комиссии для расследования кражи магии мы привезли артефакты и провели запланированный сдвоенный отбор. Дегон сделал это ради сохранения Академии. — Линарэн был непривычно многословен, что выдавало его смятение, хоть он и оставался внешне как будто совершенно равнодушным. — Магии в кристалле Академии осталось мало. Отец обращался к другим правящим родам, но они отказались помочь.
Губы Элора едва заметно сжались и снова расслабились.
Увы, даже клятва служения не даёт сюзерену права распоряжаться родовыми артефактами вассалов.
Элор молчал, и тогда я спросила:
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Я делаю всё возможное, — ответил Линарэн совершенно искренне, продолжая менять магические кристаллы.
— Я могу закончить процедуру, — предложила я. — А ты… в это время придумывать, эксперименты какие-нибудь проводить.
— Я не перестаю искать способы помочь Элору даже сейчас.
И я замолчала: действительно не надо мешать Линарэну.
Он закончил с третьей сменой магических кристаллов, дождался, когда их заряд перейдёт в источник Элора, после чего последовательно выложил опустошённые кристаллы, снял с живота Элора золотую конструкцию и переложил её на нижнюю полку тележки. Вместе с ней ушёл, не прощаясь, ничего не желая, витая где-то там в своих мыслях.
А я осталась один на один с Элором.
— Я почитаю тебе…
Он смог удержать мою руку, хотя пальцы ещё дрожали, и их давление на мою ладонь было по-детски слабым. Меня до самого сердца пробирал их неестественный холод. Облизнув губы, Элор тихо сказал:
— Нам надо поговорить.
И столько решимости в сипловатом голосе. Решимости и боли.
Глава 3
Поговорить… Помнил ли он мои ментальные удары? Почувствовал их сквозь щит правителей хотя бы отдалённо? Или нет и желал спросить, почему я выступила против него?
Разговор в любом случае предстоял тяжёлый, но отказать я не могла:
— Да, конечно. Но если ты устал, можешь отдохнуть, я буду рядом…
— Халэнн… — Элор судорожно выдохнул и притянул мою руку к своей груди, положил над сердцем. Я чувствовала, как тяжело и торопливо оно бьётся. Тревожно. Дрожащие пальцы Элора поглаживали мои. — Я не хочу… Не хочу знать, почему ты в этой ситуации… выбрал следовать моей просьбе, а не, как мы тогда думали, спасать мою жизнь.
Говорить ему было больно и тоскливо. Помедлив, я решила его утешить:
— Ты… на эмоциях выбрал неправильный способ. Тебя бы за это убили по драконьим и родовым законам. Надо было действовать… иначе.
— Как всегда мыслишь здраво. — Элор нашёл в себе силы улыбнуться, но пальцы его по-прежнему дрожали. — А я… совершаю ошибки.
О нет, если бы я мыслила здраво, я бы держалась от сражающихся драконов подальше, пусть бы сами разбирались.
— Халэнн. — Элор зажмурился, продолжая поглаживать мою руку. Его сердце стучало, как сумасшедшее. — Теперь я понимаю, что совершил большую ошибку. Огромную…
Ему не хватало дыхания, и я не знала, как ему помочь. Осторожно погладила по волосам, и Элор поднял веки, снова поймал меня своим нежно-надломленным взглядом.
— Я думал, — прошептал он. — Я полагал, что чувства к тебе не важны, что это всё не имеет значения…
— Тихо, — я накрыла его губы ладонью. Огляделась, но не заметила маленькой каменной фигурки. — Тут голем твоего отца…
Возможно, тот был по ту сторону плиты. Элор потянул меня за рукав, освобождая рот, и тихо заверил:
— Неважно. Я думал, что чувства к тебе не имеют значения, в то время как твой пол, твоё тело, чьё-то мнение, возможность близости… А это всё на самом деле такая ерунда. И физическое удовольствие, и чьи-то слова… не имеют значения, когда просто хочешь быть рядом, не можешь не быть рядом, когда не представляешь жизни порознь, когда… счастлив просто быть рядом. Просто видеть каждый день. Прикасаться. Говорить. Я люблю тебя. И только теперь понял, как глупо было от тебя отказываться, говорить о дружбе. Я так сожалею… так ужасно сожалею, что позволил страху, неприятию и обязательствам взять верх, что ушёл, когда должен был остаться рядом, что отпустил, когда должен был удержать.
Задыхаясь, Элор попробовал встать, снова рухнул на плиту и сжал мою ладонь обеими руками. Я тоже толком не могла дышать. Его пальцы жгли своим мертвенным холодом, а его голос обжигал отчаянием.
— Халэнн, мне осталось немного, ты слышал. Пожалуйста, подари мне это время. Давай сбежим, давай проживём его вместе. Пожалуйста… — его судорожный шёпот оборвался, Элор с трудом вдохнул. — Я не настаиваю на близости, хотя сейчас совсем без сил, и она была бы для тебя безопасна, я не заставляю принимать меня, но… в остальном я хотел бы прожить эти последние дни как семья. С тобой. Только с тобой.
Дрожь его рук передавалась мне, внутри что-то трепетало, сдвигалось, и то спокойствие, что помогло продержаться эти дни рядом с ним, спокойствие, помогавшее принимать прогноз в месяц жизни, видеть до серости бледное лицо Элора, всё осознавать и больше не кричать от боли — это счастливое спокойствие поколебалось.
Запрокинув голову, я выдернула руку из рук Элора и отступила от каменной плиты. Дышать было тяжело. Но я старалась. Я устала, просто слишком устала, и моё спокойствие мне нужнее предсмертного спокойствия Элора.
— Нет, — произнесла я тихо. — Я буду рядом с тобой, но… не так. Элор, я просто не могу.
— Я не настаиваю на физической близости, просто… просыпаться и засыпать в одной постели, целоваться, все эти романтические нежности. Пожалуйста…
Элор потянул ко мне бледную холодную руку, и я отступила, избегая прикосновения и встречи взглядами. Но кожей чувствовала: он на меня смотрит.
Повисло молчание.
Я понимала, что делала Элору больно, но страх брал верх. Я не хотела ещё раз испытать весь этот ужас, я хотела просто спокойствия, просто отдыха, а не срастаться с ним, привыкать ещё больше, чтобы потом опять потерять, потому что это сейчас в момент безысходности ему нужен Халэнн, но Элор или умрёт, или найдёт избранную, и я стану не нужна, или отыщется иной способ его спасти, и тогда снова будут обязательства перед семьёй, империей, самим собой. Снова будут опасности. Сомнения.
Элор вновь заговорил:
— Если бы ты умирал, я бы не оставил тебя одного.
— Ты не один, — напомнила я ему, а себе о том, что искренность в интонациях обозначает лишь веру в слова, и этот искренний упрёк вовсе не значит, что на практике Элору хватило бы смелости сблизиться с умирающим. — Я рядом, хоть и не так, как ты хочешь. Тебя любит Линарэн. И император тоже, пусть и не так сильно, как тебе хочется. Вейра, Диора и Сирин к тебе тоже неравнодушны. Если ты им расскажешь…
