Мы останавливаемся у крыльца. Гвардейцев у двери нет.
Медведеоборотней…
Гвардейцев нет, хотя вроде должны быть.
Элор раскрывает передо мной дверь:
— Иди, я подожду тебя здесь. Пообщайся, пройдись по башне, вдруг что-нибудь вспомнишь.
Его взгляд полон надежды. Арендар тоже смотрит на меня, правда, осторожно выглядывая из-за статуи. И… кажется, не только он. Похоже, за мной наблюдают из его башни или из дворца. Но точно сказать не могу.
Шагаю внутрь башни, бывшей моим домом пятнадцать лет. После солнечного света здесь сумрачно. В стороне остаётся спуск в сокровищницу, которую Элор не использовал, передо мной — винтовая лестница на верхние этажи.
Остановившись посередине холла, запрокидываю голову.
Заселение сюда моих слуг изменило нижние этажи, но верхние остались прежними, и я их помню — помню ощущения от прикосновения к перилам. Запахи. Лестницу. Ступени. Их высоту и оптимальный ритм шагов. Цвет гостиных и обстановку в них, двери комнат Вейры, Диоры и Сирин, их комнаты, самую верхнюю площадку с дверями ко мне и Элору. Как Элор сидит под моей дверью. Как я разношу свою комнату, а потом пытаюсь починить. Витрины с перьями в спальне Элора, стол и кресло. Гардеробную, в которой мне так уютно спалось на покрывале из мира Танош. И как мы с Элором, нетрезвые, взбираемся по этой бесконечной лестнице. Разбросанные любовницами мелочи. Элор, лежащий на моих коленях и слушающий, как я читаю. Вейра, Диора и Сирин, внимающие моему голосу, оживляющему любовные романы — и прячущийся в коридоре Элор, пока не набравшийся смелости признать, что ему нравится мой голос. Папки с документами, летящие по лестнице вниз, разбрызгивая и перемешивая листы, и как мы с Элором, устало глядя на это безобразие, садимся на ступени, и ни у кого из нас не хватает сил собрать разлетевшиеся бумаги. И мне невыносимо хочется склонить голову на его окутанное рыжими прядями плечо. «До завтра полежат, никуда не денутся», — решает Элор, и приходится найти в себе мужество встать и дойти до постели. А утром мы находим документы аккуратно разложенными по папкам под нашими дверями. Недовольный рык Элора. Смех его любовниц. Повисший на окне Арендар. Устроенный им потоп. Как Элор в наказание щекочет его пятки. Вейра, предлагающая стать моей любовницей. Похоронный настрой после ранения Элора. И Элор, сидящий с бутылкой после третьего неудачного отбора его среднего брата Линарэна, унылый взгляд на меня, полный горечи прогноз: «Теперь Аранских считают ещё более слабыми, у ИСБ добавится работы». И Элор оказывается прав. А в ночь перед первым отбором Арендара Элор приходит ко мне: «Не могу уснуть, прогуляемся по берегу?» В ту ночь я тоже не могу уснуть, потому что… сомневаюсь, что Аранские удержат власть, но пока не хочу об этом думать и что-то решать, ведь есть шанс, есть… И вот мы бредём по берегу, тихо шуршит море, а над нами — необъятное звёздное небо, и оно не напоминает мне о Башне порядка. Мы не говорим об отборе, мы говорим о новобранцах, о новых моделях защитных амулетов, о том, что в Столице кто-то пользуется технологическим оружием и, возможно, придётся договариваться с Локом о совместном поиске преступника… Моя комната, и кожа, кажется, горит вместе с внутренностями от безумного, навеянного магией желания. Склонившись над листом, я рисую переплетённые тела дракона и драконессы, вижу в них себя и Элора. Я лежу ночью без сна в лёгком ужасе перед тем, сколько дел на службе из-за приезда послов, голова просто раскалывается, скоро рассвет, и я в нерешительности: мне страшно, но из-за загруженности я уже неделю не сплю на рассвете, неделю не было тех ужасно коротких мгновений, когда я ещё ощущаю связь с Халэнном…
— Риэль, Ри! — знакомые голоса.
Они разрывают полотно накрывших меня воспоминаний, и я вижу лица. Старые, встревоженные лица. Ная. Толис. Дербен.
Последние слуги Сиринов.
Их застилает воспоминание о родовом замке. Я бегу по нему следом за Халэнном, свет из окон и тень простенков чередуются, то ослепляя яркостью, то погружая во мрак. «Скорее! Скорее!» — пульсирует мысль Халэнна, как моя, и я чувствую его восторг и предвкушение. Мне нужно учиться контролировать свои эмоции, и я их контролирую, но никто не запрещал чувствовать эмоции Халэнна! Они такие яркие…
Пахнет пирожками. Ная, стоя спиной к двери, размешивает содержимое кастрюли на магической плите. Солнечный свет смешивается с сиянием магических сфер, заливая просторную кухню. Мы с Халэнном, высовываемся из-за дверного косяка, оглядываем помещение: больше никого. А вожделенные пирожки, прикрытые белоснежными полотенцами, горками возвышаются над блюдами. Халэнн толкает меня локтем в бок, поторапливая. Сосредоточившись, я протягиваю щупы телекинеза к лакомству. От напряжения всё тело гудит: я ещё не слишком хороша в этом, а надо действовать быстро и аккуратно: вытянуть пирожок себе и Халэнну из разных горок, удержать полотенце от падения, успеть сглотнуть слюну. С каждым сантиметром полёта пирожки кажутся всё тяжелее и тяжелее. Халэнн сопит. Его эмоции — яркие сполохи, и они действительно отвлекают, мешают сосредоточиться, но я стараюсь, я держусь. Пирожки просаживаются ниже, почти касаются пола, и Халэнн задерживает дыхание. Усилием воли я сосредотачиваюсь на деле. Тяну пирожки к себе, заставляя плавно подниматься всё выше и выше от пола. Халэнн бесшумно выступает вперёд и подхватывает их. Я выдыхаю: ноги и руки дрожат от усталости. Мы разворачиваемся — и практически натыкаемся на помощницу Наи — молодую девицу с удивляющим Халэнна большим бюстом. Она утыкает руки в боки, собираясь что-то сказать, но моя мысль проскальзывает сквозь лазейку в её ментальном амулете и внушает: «Их раньше отпустили с занятий и разрешили взять пирожки». Поэтому девушка молчит. А мы с Халэнном отступаем: никто нас не отпускал и не разрешал, наказание за неуды по истории ещё действуют…
Толис, более молодой и крепкий, входит во двор, ведя на поводу двух зомби-лошадей. Мы с Халэнном наблюдаем с крыши замка. Ветер взъерошивает наши волосы, хлопает клапанами на спинах рубашек. Предстоящее обучение верховой езде Халэнна очень будоражит, хотя вряд ли этот навык нам пригодится: верховая езда — людское развлечение, драконы редко в подобном участвуют из-за риска перепугать всех лошадей одним своим присутствием. Но в жизни всякое может случиться. Ощущая мой скепсис, Халэнн хмыкает: «Ты не понимаешь: девушки любят животных, красивых лошадей тоже». «Но зомби-лошади некрасивые», — возражаю я шёпотом, поддерживая привычный для него способ общения. «А ты зачаруешь мне лошадку, чтобы она меня слушалась и делала какие-нибудь милые фокусы. Тогда я буду ездить по городу инкогнито», — мечтательно тянет Халэнн. На него большое впечатление произвели найденные на чердаке любовные романы. Я же задумываюсь, почему нам привели именно зомби-лошадей, ведь я вполне могу убрать инстинктивный страх обычной лошади, даже не обученной для жизни с драконами. Ради Халэнна? Чтобы он учился обращаться с зомби-лошадьми?
Дождь… Халэнн смеётся под дождём. Расправив крылья, бежит по крыше, мысленно зовя меня за собой…
Кабинет дедушки. Ночь. Тускло горят магические сферы. Он сидит в кресле, сурово глядя на меня, и от этого взгляда так холодно, что хочется сжаться, зажмуриться, натянуть на голову сорочку и укутаться крыльями. Но это не спасёт: дедушка сильный, он смотрит сразу в разум, я не могу его проигнорировать или не услышать, когда он заговорит. Мысленно: «Ты понимаешь, почему тебе не удалось заставить её отвести взгляд и забыть о вашем присутствии, а получилось только перепугать и ввести в ступор?» Отвечать не хочется, страшно, но дедушка и так знает причину, и мой ответ будет лишь констатацией собственной ошибки, поэтому мысленно я отвечаю: «Неожиданное появление Дербена из темноты слишком меня взволновало, я потеряла концентрацию, и ментальное воздействие получилось некорректным». Хочется добавить, что папа всё исправил сразу же, но это не поможет: сама ошибка испугала меня сильнее, чем появление Дербена, поэтому я не смогла сосредоточиться и исправить всё сама, как должно было быть. Это самое плохое. Я ниже склоняю голову. Понимаю, что виновата сама. Понимаю, что впереди ждут многочасовые тренировки по отстранению от эмоций, потому что… «Менталист должен контролировать себя и свои силы, — повторяет дедушка. — Каждую свою эмоцию. Даже если рядом извергается вулкан, даже если начнётся землетрясение. Даже если весь мир летит в Бездну. Иначе это кончится плохо».
