Темнота.
Боль, тусклый свет, мой хрип, лечебная лава — темнота.
Боль, тусклый свет, мой хрип, лечебная лава — темнота.
Боль, тусклый свет, мой хрип, лечебная лава — темнота.
Боль, тусклый свет, мой хрип, лечебная лава — темнота.
Боль, тусклый свет, мой хрип, лечебная лава — темнота.
Бесконечный цикл, считать его витки бессмысленно: Элор исполняет мою просьбу, даёт мне обезболивающее, снотворное и отлежаться, ведь не надо никуда бежать, не надо притворяться — ничего не надо: я всё уже сделала.
Нет, не всё: я последний дракон-менталист и должна продолжить род.
…никому, кроме меня, до этого дела нет…
Словно ничего особенного не происходит.
Когда золотые драконы оказались на грани вымирания, это было заметно, хотя драконов стихий (пусть не сразу всех) много, ведь золотых выделяет особенный цвет чешуи. А менталисты не отличались одинаковой расцветкой, серебряных драконов хватает, и поэтому исчезновение последнего драконьего рода с ментальной магией происходит так незаметно. Будь мы какого-нибудь особенного цвета, возможно, это сделало бы гибель более очевидной… Последний дракон менталист не в состоянии продолжить род… это должно быть печально, но мне не жаль.
Мысли текут вяло, на веках слабо алеет свет. Кожа немного слишком чувствительна, остро ощущается под щекой подушка, под телом простыня и лёгкое одеяло, укрывающее моё обнажённое тело. Да, ощущения слишком острые, но боли нет.
Давно нет.
Откат закончился, в этот раз я провела его во сне под сильными обезболивающими, потому что обо мне заботились.
И теперь просто лежу на кровати.
Наверное, пора открыть глаза. Надо же это делать.
Не понимаю, зачем, но знаю, что надо.
Веки поддаются не сразу, будто я разучилась ими управлять. Рывок, ещё рывок — и вместо алого сияния просвеченной кожи передо мной предстаёт что-то огненно-рыжее. Солнечное. Сфокусироваться удаётся не сразу.
Рыжие волосы. Макушка. Элор сидит на полу возле кровати, опустив голову на скрещённые на краю одеяла руки.
Это он заботился обо мне.
* * *
Некоторые снежинки прорываются сквозь защитный купол над дворцовым парком и неторопливо спускаются навстречу своей гибели — маслянистым листьям живой изгороди, газонам, дорожкам. Гонимые ветерком, приземляются на стекло, сквозь которое я смотрю на парк.
Редкие снежинки опускаются на шкуру бегающего кругами хорнорда. Элор носится за ним — выгуливает питомца, заскучавшего по толпе гоняющих его детей. Даже животное может страдать из-за эмоций, из-за привязанности.
И Элор страдает. Хотя при своём животном пытается изобразить беззаботность, пытается казаться прежним. Но даже на расстоянии я вижу, что это не так. Вижу, как опустились его плечи, насколько он истончился, нервность в движениях.
Не понимаю только, в чём проблема, я же всё вспомнила и не отказываюсь от своих обязательств…
* * *
Каменная плита тёплая, греет спину. А механические пауки с мерцающими кристаллическими телами, наоборот, холодные. Они покрывают мои руки и ноги, сидят на теле, а двое охватывают голову.
Пахнет чем-то острым, и на фоне что-то гудит. Но это нормально для лабораторий Линарэна, у него всегда что-то гудит.
— Состояние стабильное, — заключает стоящий в стороне Линарэн.
С каменной плиты его не видно, как не видно и резко отвечающего Элора:
— Стабильное? Ри даже есть перестала! О какой стабильности ты говоришь?!
— Драконы — магические существа, мы в магическом мире, потребность в обычной пище снижена. Хотя для восстановления костной структуры требуется реальное питание, иначе возникнут проблемы при принятии драконьей формы…
— Я знаю, Лин! Но Ри угасает, умирает на моих глазах!
— Пока приборы не фиксируют…
— Я это вижу! Ри не встаёт сама, не ест, ничего не делает. Она словно кукла! Куда посадил — там и сидит. Это ненормально! Что с ней, Лин? Как это исправить? Это воздействие вампирской магии? Проклятье? Что это?
— Вампирской магии в её теле осталось совсем немного. Действия проклятий я не фиксирую.
— Лин, ты это уже говорил! Но подумай, сделай более точные приборы, может, эти что-то упускают? Подумай хорошо, ты же можешь! Разберись, что с Ри, как это исправить, она же… она же!..
Задохнувшись, Элор умолкает. Ходит взад вперёд по лаборатории. Краем глаза я вижу его яркую макушку. А Линарэн, похоже, стоит на месте. Поясняет спокойно:
— Ни Валерия, ни я не видим существенных отклонений от нормы. Возможно, Риэль просто не хочет?..
— Не хочет есть?! Не хочет пить?! Не хочет шевелиться? Ри не такая! Она деятельная, целеустремлённая, ответственная, она бы ни за что не оставила всё так! Она же род хотела возродить! Она хотела безопасности, и она её получила! Как она может просто не хотеть двигаться?!
С каждым словом Элор распаляется всё больше, он кричит. Линарэн сохраняет свойственную ему отстранённость, снова и снова повторяет о результатах моих обследований, уверяет в достаточной точности приборов, в том, что рассмотрел все возможные варианты, но Элор уверен: Линарэн что-то не доглядел, не учёл.
Они спорят шумно, Элор то и дело попадает в моё поле зрения: мечется, взмахивает руками, доказывает Линарэну, что тот должен найти способ меня вылечить.
Но я думаю, Линарэн прав: причина в том, что я ничего не хочу. Ни вставать. Ни еды. Ни продолжения рода. Ничего. Я знаю, что должна делать всё это, но… у меня нет желания. Эмоций нет. Я ничего не чувствую из-за того, что ничего не делаю. И ничего не почувствую, если сделаю. Без эмоций нет разницы между бездействием и действием, нет причин к чему-либо стремиться, защищаться. Невозможно сожалеть об упущенном и радоваться достижениям. Даже то, что разумом понимается как жизненно-необходимое, на одном «надо» разума не делается.
Раньше меня убивали эмоции.
Без них я теперь угасаю.
Даже если приборы Линарэна этого пока не фиксируют.
Я умираю.
Ну и что? Между жизнью и смертью разницу я сейчас не чувствую.
— Нет! — резкий возглас Элора привлекает внимание.
Он слишком живой.
Механические пауки сползают с меня. Цокая ножками, отправляются к своему заговорившему создателю:
— Это самый перспективный вариант, так как включает сразу несколько факторов воздействия: во-первых, брачная магия, усилив концентрацию драконьей магии внутри тела, вытравит остатки вампирской. Во-вторых, перестройка организма, его резкое изменение под беременность окажет воздействие на нервную систему, что может изменить состояние в целом и способствовать появлению связи избранных. Если эти два фактора не сработают, беременность и последующие роды окажутся достаточно стрессовым фактором, чтобы катализировать положительные изменения. Вероятно позитивное воздействие материнского инстинкта.
