— Теперь это уже не важно. Когда вернемся, надо будет покаяться Ведунье. Она вполне может наказать водянкой меня.
Бесхитростность жены рассмешила Северна, но скоро он вновь помрачнел.
— И ты в самом деле хотела исполнить то, чем пригрозила Гленде?
— Сейчас уже нет, но в ту минуту хотела. Сэр Роджер от нее без ума.
— Он просто дурак.
— Надеюсь, он не предаст тебя из-за Гленды. Северн только покачал головой:
— Значит, ты давала Ведунье какую-то клятву?
— Когда я была совсем малышкой. Ведунья без конца повторяла, что нельзя причинять вред другим людям, пользуясь своим знанием, а если я ослушаюсь, все мои лекарства мигом утратят целебные свойства.
— Тогда лучше забудь о своих угрозах Гленде. Ты верно подметила, Гастингс, сэр Роджер — дурак. Ага, вот и он. Мне становится все интереснее.
Северн был уверен, что в толстом кошеле отнюдь не все деньги. Об этом говорили и бегающие глаза сэра Роджера, и его суетливые движения, когда он развязывал кошель, и пот, выступивший у него на лбу.
— Что ты собирался делать с этими деньгами? — мрачно осведомился Северн.
— Я хотел обождать, милорд, разобраться, что нужнее всего.
— Разве я не давал тебе исчерпывающих приказаний? Разве ты сам не видел разрушенную стену и запущенные поля? Не видел истощенных людей вокруг себя? Клянусь глазами святого Андрея, ты ничего не сделал, только приоделся сам и приодел свою любовницу. Ты даже не вычистил отхожие места, и туда невозможно войти. Проклятье, тебе даже не хватило ума купить приличную еду, чтобы подать хозяину.
— Я берег ваши деньги, милорд, — перепугался сэр Роджер. — Что же в этом плохого? Я здесь всего полтора месяца и, конечно, за такой короткий срок еще не успел ничего сделать. К тому же, милорд, вы еще полгода не собирались здесь появляться.
В зал вошла Гленда с новым ворохом одежды. Хотя она не выглядела столь испуганной, как сэр Роджер, но все же поняла, что близок час расплаты.
— Гастингс, — приказал Северн, — займись вещами, отложи то, что может подойти моей матери.
— Нет, милорд! — взвизгнула Гленда. — Ваша досточтимая матушка намного худощавее меня, и ей совершенно ни к чему красивые вещи. Она опрокинет на платье тарелку с едой, обмочит ночные рубашки.
— Мне наплевать, — раздельно произнес Северн. — Ты забыла, что говоришь о моей матери.
Если посмеешь еще раз дерзить, моя жена заставит тебя умереть от потери крови. Займись одеждой, Гастингс, а ты ступай на кухню. Насколько я понимаю, твоя обязанность — приглядывать за слугами? Прихвати сэра Роджера, он позаботится, чтобы в хлебе не оказалось камней. Я люблю хлеб мягкий, пропеченный. А, Гвент, хорошо, что ты пришел.
— Вы не посадите на кол трусливого ублюдка? — Гвент презрительно сплюнул на грязный пол.
— Я уже думал об этом. — Северн кивнул на горку монет. — Слава Господу, он не успел потратить все на свою любовницу. Хотя она обошлась мне в немалую сумму. И почему мужчины теряют разум из-за обычной женщины?
Ответ Гвента не интересовал, он мрачно смотрел на хозяина и ждал распоряжений.
— Что ты скажешь, Гвент, если здешние дела мы поручим Тарстону?
— Ему надо поскорее нанять заслуживающих доверия людей, если мы хотим снова отстроить замок и восстановить поля. Стоит им набить брюхо и прикрыть наготу, они быстро превратятся в его верных слуг.
— Согласен.
Вечером того же дня Северн глядел на спящую мать, удивляясь, какой юной и чистой она кажется во сне. Гастингс заботливо расчесала ей волосы, заплела в косы.
— Так всегда и было. Она долго спала, а когда просыпалась, ее рассудок оставался ясным целую не, делю или чуть больше.
— Поглядим. Ведунья не знала, поможет ей лекарство или нет. Гленду я усадила шить твоей матери платье. Оказывается, она проворная, и к утру платье будет готово.
Северн вздохнул:
— Тарстон сделает все возможное, но этого мало, Гастингс. Ему не обойтись без хорошей жены. Возможно, он станет рыцарем.
— Ты мог бы этому содействовать?
— Мог бы.
— Если ты берешься посвятить его в рыцари, то я берусь найти ему такую жену, у которой и солома на полу будет всегда свежей, и еда вкусной, и отхожие места чистыми, а слуги проворными и неленивыми.
— Ого! И где же ты собираешься найти такое сокровище?
Разглядывая свои ногти, та что-то тихо напевала.
— Гастингс?
— Я думаю. Может, твоя мать укажет подходящую девушку, если проснется в здравом рассудке.
— А ее сон не слишком крепкий?
— Так и должно быть.
Кивнув, Северн начал раздеваться.
— Ты постараешься не кричать во весь голос?
— А ты, Милорд? — лукаво улыбнулась она. — Ты ведь сам ревешь, как бык.
— Мы оба сделаем все, что в наших силах, — ухмыльнулся он. — Воздержание было чересчур долгим.
«Да, с прошлой ночи», — радостно подумала Гастингс. Они остановились на ночлег, и, когда поужинали кроликом, зажаренным на костре, Северн увлек ее в чащу, где они ласкали друг друга, пока Гастингс не взмолилась: «Северн, я больше не выдержу!»
Взволнованная сладостными воспоминаниями, она промурлыкала, не поднимая глаз:
— Да-да, чересчур долгим. Я уже чувствую себя покинутой. Видимо, нечто подобное чувствует корова, забытая на пастбище.
— Ты предлагаешь мне подоить тебя? Твои шутки стали не очень понятными, Гастингс.
Раздеваясь, Северн весело насвистывал. Он шутит с женщиной. Нет, он шутит со своей женой. А не так давно готов был ее избить. Уезжая на две недели из Оксборо, Северн больше всего на свете желал никогда с ней не встречаться. И вот чудо. Божья благодать. Он не забыл, как изнасиловал Гастингс. Нет, пожалуй, не совсем изнасиловал, ведь он пользовался кремом. Но она-то его не хотела. Она его ненавидела.
А теперь? Она улыбается ему, радуется ему, обращается с ним, как с королем.
Северн понимал, что лучше не расспрашивать жену о причинах этого воистину божественного преображения, но не смог. Лежа с нею, он не сводил глаз с ее груди. О, это была вовсе не обыкновенная грудь, такая белая, нежная.
— Почему ты переменилась? Ты же меня ненавидела, называла скотиной. И хотела, чтобы я исчез из твоей жизни.
Гастингс мгновенно застыла.
— Так и будешь давить на меня, пока не сотрешь в порошок?
— Нет, ведь я — твой муж. Разве тебе не приятно рассказывать о том, что я желаю знать.
— Хорошо. Ты не успокоишься, как волкодав Эдгар, который дерется за брошенную кость. Со мной говорили Агнес и Алиса. Они объяснили, что больше всего действует на мужчин. А раз ты мужчина, то это должно подействовать и на тебя. Улыбки, поцелуи, забота — вот что нужно мужчине. По-моему, Агнес в меня не верила, боялась, что я скорее ударю тебя, чем поцелую. Но я тебя поцеловала и даже получила удовольствие. Наверняка ты сильно удивился.
