— Спасибо, Эллен. Ты знаешь, что на меня упало седло лорда Северна?
Эллен знала. Наверняка об этом известно всей деревне, и люди вовсю судачат. Еще бы: лорд по расчету женился на богатой невесте, теперь в замке объявилась несравненная красавица, а под ногами путается жена, в которой отпала всякая нужда. Гастингс представила разговоры, которые ходили по деревне, и ей сделалось дурно.
— Я желаю во всем разобраться. Почему вдруг седла начали падать из окон, как спелые груши?
Эллен заметила мать, следившую за ними из дальнего угла лавки, и спросила шепотом:
— По-твоему, кто-то все подстроил? Чтобы тебя убить? Огромным седлом? Ну, Гастингс, люди не верят, что такое возможно. Хотя некоторые еще сомневаются, но таких мало. Это простая случайность.
Простая случайность. Или все подстроено. Однако не с целью ее убить. Тогда с какой целью? Напугать? Зачем?
— То есть кто-то случайно оказался возле окна, на котором лежало седло, именно в тот момент, когда я проезжала внизу, и, пожалуйста, седло валится мне на голову. Слишком уж глупо. Я хочу расспросить подмастерьев.
— Хорошо, я пойду с тобой.
В лавке шорника пахло красками, дублеными кожами и потом. У мастера работали приказчик и трое подмастерьев. Роберт, плотный коротышка в засаленном фартуке, низко поклонился:
— Леди Гастингс, счастлив видеть вас в добром здравии. Подумать только, именно седло вашего лорда натворило столько бед. Какой ужас, что оно выпало из окна моей лавки. Я все сделаю для вас, милая леди. Только намекните, и я — ваш раб.
Зная мастера Роберта не один год, Гастингс лишь небрежно кивнула. Это хотя бы ненадолго остудит его словесный пыл.
— Мне угодно поговорить с вашими людьми, мастер Роберт.
Часом позже она ела миндальное пирожное, которое только что вынул из духовки мастер Томас.
— Никто ничего не знает. Похоже, в тот день у шорника побывало не меньше пяти человек из замка. Видимо, стоит поговорить с Гвентом.
— Да-да, это добрый малый, — подхватил Томас. — Возьмите еще одно пирожное, Гастингс. Вы тоньше ручки на печной заслонке!
Подъезжая к замку, она столкнулась с мужем, который направлялся куда-то вместе с Марджори.
По крайней мере та уже не красовалась в чужом платье. Неужели удосужилась постирать свое? Гастингс захотелось помчаться следом, но она сдержалась. У нее Много неотложных дел. Настоящих дел, а не любовных интрижек. К тому же она торопилась поговорить с Гвентом, но тот не смог рассказать ей ничего нового.
— Северн уже допросил всех, кто был тогда у шорника. Никто не заметил ничего подозрительного. Произошел несчастный случай, не иначе.
— Гвент, ведь седло свалилось почему-то именно на меня.
— Да, верно. — Гвент помахал рукой Алисе. — Однако факт остается фактом, Гастингс. Забудьте об этом.
Следующий час Гастингс провела в обществе свекрови. Волкодав Эдгар развалился на полу, положив мохнатую голову на ноги леди Морайны.
— Я шью тебе новое платье, Гастингс, из чудесной бледно-зеленой ткани. В нем ты будешь очень красивой. Вчера Северн говорил правду, тебе не следует румянить щеки и красить губы. Ты изуродуешь этим свое лицо. Тебе нравится платье? Завтра к вечеру оно будет готово.
— Простите, леди Морайна, но лорд Северн обещал это платье леди Марджори, — сказала притаившаяся в уголке Элиза.
— Ты слышала это своими ушами, Элиза? — удивилась леди Морайна. — Когда мой сын говорил об этом?
— По-моему, нынче утром, мадам. Он сказал, что в этом платье она станет настоящей богиней. Она и вправду богиня, красивее всех. Она заслужила лучшие платья. — Элиза, не отрываясь, смотрела на Гастингс.
— То, что ты слышала, меня не волнует, — сухо возразила леди Морайна. — Я шью платье для Гастингс. А теперь, деточка, не хотела бы ты вместе с нами заняться шитьем?
Но та лишь упрямо качнула головкой и ушла.
— Странно, — пробормотала леди Морайна, глядя ей вслед. — Я никому не показывала эту ткань. Несомненно, девчонка врет. Но почему?
— Она влюблена в Марджори. Видимо, она понимает, что Марджори стремится занять мое место, и на свой лад пытается ей помочь.
— Злословие в устах ребенка крайне неприятно, оно язвит сильнее, чем злословие взрослых. Над этим стоит подумать. Ах да, мне же надо съездить к Ведунье. Лекарство вот-вот кончится.
Вечером Марджори появилась в чудесном платье, которое Гастингс видела на ней впервые, радостно улыбаясь сидящим в зале. Ее волосы, схваченные, золотой лобной повязкой, серебряным водопадом накрывали спину.
В самый разгар трапезы прелестный нос Марджори вдруг покраснел и начал распухать.
Гастингс растерянно заморгала, не веря своим глазам и даже приоткрыв от удивления рот. За столом раздались смешки, Северн, кормивший Триста, поднял глаза, увидал Марджори и расхохотался. В следующий миг хохотал уже весь зал.
Элиза ударилась в слезы. Когда хохот постепенно затих, в наступившей тишине прозвучал недоуменный голос Марджори:
— Почему ты плачешь, милая? Что случилось, Элиза?
— Они смеются над тобой, Марджори. Из-за твоего носа.
Та моментально поднесла руку к лицу.
— Ох, не может быть! В чем дело?
— Ваш нос покраснел и ужасно распух, — ответила Гастингс. — Идемте со мной, Марджори, я постараюсь что-нибудь сделать.
Гастингс никогда не замечала в сопернице такой прыти. Всем в зале стало ясно, какому унижению подверглась несравненная леди Марджори.
— Отчего это случилось? — бормотала красавица, без сил рухнув на низенькую скамеечку.
Пока Гастингс смешивала травы с тремя ложками слабого уксуса, Марджори глядела в ручное зеркальце, которое отец Гастингс когда-то преподнес своей жене.
Гастингс знала, отчего это случилось, но лишь недоуменно покачала головой.
— Похоже на отравление какой-то пищей.
— Какой же пищей я могла отравиться? Такого со мною прежде не случалось.
Гастингс молча занималась своим делом, хотя и без особого желания. Да, обязанности целителя порой бывают весьма обременительными.
— Может, виновата какая-то из трав, которыми Макдир приправляет жаркое. Лучше вам отказаться от его стряпни, — посоветовала Гастингс и протянула ей чашку с густой жидкостью. Марджори проглотила все единым духом, побледнела и схватилась за живот. — Нет, держите лекарство в себе, иначе придется все начинать сначала. Тошнота скоро пройдет.
Спустя час нос Марджори принял обычную форму, но в зал она больше не вернулась.
Гастингс проводила Элизу в ее комнату, а затем пошла к себе, весело напевая.
Конечно, она обошлась с Марджори не совсем по-христиански. Впрочем, не только она. Ведь ее свекровь оказалась не лучше.
